Морской герой

Лекарь на «Белом Орле» по имени Арнфинн, родом из Стрёмсё, всегда мечтал стать палачом. В молодости он ходил в Христианию поглядеть на казнь и был немало восхищен и очарован точными и целенаправленными действиями заплечного мастера. Не без уважения смотрел он и на смертника, коему ох как несладко пришлось. Смертник проявил большое мужество, пытался улыбаться, ухмылка сохранилась даже на отрубленной голове. Однако мечте и вожделениям Арнфинна не суждено было сбыться. Во-первых, потребность в палачах была на диво мала; во-вторых, должность сия нередко переходила по наследству от отца к сыну. Раздосадованный этим обстоятельством, Арнфинн в минуты смелости вопрошал, справедливо ли, чтобы та или иная должность, даже самая высшая, хотя бы и короля-самодержца, передавалась по наследству. Не вернее ли, чтобы просвещенная община наделяла ею наиболее пригодного. Сперва его высмеяли, потом предостерегли.

И стал он лекарем. Занятие полегче палаческого, но кое в чем сходное с ним — от того и другого веяло ужасом. Однако к нему относились с меньшим почтением, подчас костили, точно кока, подающего червивую рыбу. Иные плевали ему вслед, и мало кто искал с ним дружбы. Все же пешкой он не был. В решающий час он выносил приговор — отнимать ногу или не отнимать. Частенько ему доводилось вырывать у человека поврежденный глаз, обрезая последние жилки, соединяющие око с головой, и уступать место корабельному священнику, дабы тот с должной кротостью прочел молитвы, помогающие раненому сохранить зрение в уцелевшем глазу. И хотя палачом он не стал, но влияние приобрел. Выбрасывая за борт отрезанную ступню, осознавал свою значительность.

Вот только досадно ему было, что его так низко ценят на борту «Белого Орла». Скажем, перед выходом из Копенгагена он постарался раздобыть смолы самого высшего сорта, припас полное ведерко, чтобы, смазывая ампутированные ноги, останавливать кровь. А на пути сюда смолу украли. Он догадывался, что это дело рук боцмана Расмюса Стувы. Расмюс позаботился заготовить в трюме побольше ведер со смолой, чтобы ее можно было быстро поджечь при абордаже вражеских судов или же если не повезет и командор прикажет уничтожить «Белого Орла», чтобы не достался противнику.

По зловеще качающейся палубе лекарь Арнфинн пробирается в трюм и крадет обратно свою смолу. В уголке за грот-мачтой переливает густую жидкость в собственное ведерко — теперь он во всеоружии. Печурка с древесным углем приготовлена. Смолу надобно разогреть, прежде чем лить на рану.

Отряд втягивается в залив.

Когда Фабель с командором возвращались из разведки на берегу, у них был в лодке доверительный разговор. Турденшолд сказал, что Фабель во время вылазки проявил большую храбрость и ему теперь не грозит наказание за побег в Копенгагене. Тогда Фабель собрался с духом и задал один вопрос. Ему не по душе матросское звание. Он хотел бы стать побегушкой камердинера Кольда. Кому не видно, что Кольду недостает ни времени, ни сил на все дела. Командор требует, чтобы Кольд по первому зову являлся, словно ошалелый клоп из-под матраса. Но, во-первых, Кольд склонен не вовремя вздремнуть, а во-вторых, он страдает слабостью живота, как то случается в море с сухопутными крабами, и нередко бывал занят гадким делом на посудине или у борта, когда его звал командор. Так что самому командору только на пользу, если у Кольда будет побегушка, готовый тотчас его заменить.

Турденшолд воспринял эту мысль благожелательно. Они обсуждали ее почти как равные, когда гребли обратно к фрегату. Командор обещал дать окончательный ответ, когда они выйдут из Дюнекилена, разбив врага.

— А не выйду из залива, так и не будет у меня больше нужды в камердинере с побегушкой, — сказал он, разражаясь гогочущим смехом. — Только одно условие, — добавил он, обратив на Фабеля взгляд, сочетавший суровость, насмешку и закоренелую злобу. — Ты убьешь там трех шведов. Не надо предъявлять мне трупы, я верю тебе, как мужчина мужчине. Три шведа — на меньшее не согласен. Сделаешь — быть тебе побегушкой. И может быть, если у Кольда вдруг лопнет кровяная жила от страха перед волнами, ты займешь его место.

Фабель спросил, можно ли в знак благодарности пожать руку командора.

Это было ему позволено.

Внезапно командор открыл ему душу:

— Придет день, когда я буду прислуживать королю за столом.

С тем они и вернулись к отряду.

И вот теперь корабли входят в залив.

Командор снова приказывает Фабелю высадить его на берег. С биноклем в руках, не скрываясь, поднимается на скалу и смотрит. Прямо под ним — тесный вход в Дюнекилен, а посреди этого входа — островок. Сверху ему видны батареи на островке, видны стоящие на посту солдаты. В бинокль он читает название «Козерог» на борту самого большого из шведских кораблей. Бывший фрегат, переделанный в канонерский лихтер и вооруженный тяжелой артиллерией. Похоже, никто не обнаружил еще ни его кораблей, ни самого командора.