Морской спецназ. Звезда героя

Пока командир части упражнялся в гипнозе, в тесном, пропахшем табачным дымом, затхлыми бумажками, сапожным кремом и офицерским одеколоном кабинетике с портретом президента на стене и тяжелым облезлым сейфом в углу царило тяжелое молчание. Все присутствующие понимали: дедовщина – это такая зараза, избавиться от которой труднее, чем от экземы. Трудно сказать, откуда она берется, но, заимев ее, можно не сомневаться: это надолго.

– Товарищ капитан второго ранга, – рискнул первым нарушить затянувшееся молчание лейтенант, – разрешите доложить. По-моему, мы напрасно торопимся. Вы сами говорите, не мог Кокорин этого сделать…

– А не ты ли минуту назад докладывал о результатах осмотра оружия? – сердито буркнул Машков, в сознании которого губастая наивная физиономия матроса Кокорина никак не желала увязываться с образом хладнокровного, расчетливого убийцы. Да и стянуть во время учебных стрельб заряд для ПП, пожалуй, мог бы кто угодно, только не этот белобрысый теленок из глухой курской деревни.

– Понимаете, товарищ кавторанг, – горячо заговорил лейтенант, – следы порохового нагара на затворе действительно имеются. Но это именно следы, и притом совсем слабые. Сделав выстрел, вычистить оружие он не мог – не было времени. Поэтому можно предположить, что нагар остался от предыдущей чистки. Наверное, просто схалтурил…

– Пистолет где? – отрывисто спросил Машков.

– Вот…

Лейтенант неожиданно вынул из кармана и, шагнув вперед, с негромким стуком положил на стол тяжелый четырехствольный пистолет.

– Совсем ополоумели, – с тихим отчаяньем произнес кавторанг, глядя на пистолет. – Это ж не просто табельный ствол, а улика в уголовном деле! А ты с ним по всему расположению расхаживаешь, будто так и надо… Ну-ка, что тут у вас?..

Несколькими умелыми, отточенными до автоматизма движениями разобрав пистолет, Машков придирчиво осмотрел затвор, заглянул в стволы, понюхал и снова вернулся к затвору.

– Действительно, нагар, – пробормотал он недовольно. – И действительно старый. Схалтурил… Поневоле схалтуришь, если чистишь оружие за себя, за того парня и еще за половину группы… Бардак в подразделении, лейтенант! А что он говорит, этот Кокорин?

Лейтенант пожал плечами.

– А что он может говорить? Ничего не видел, ничего не знаю, ни в кого не стрелял. На цель вышел одним из последних, когда тело уже обнаружили…

– Ты ему веришь?

Лейтенант пожал плечами. Он был совсем молодой, белобрысый, как Кокорин, с заметно оттопыренными ушами и по-мальчишечьи вздернутым носом, но на черном сукне форменной куртки была хорошо видна одинокая орденская планка, цвета которой многое могли рассказать человеку, разбирающемуся в боевых наградах.

– Верят в церкви, – сказал он задумчиво и тут же спохватился: – Виноват, товарищ…

– Все правильно, – оборвал Машков. – Продолжай.

– Обстоятельства ни о чем конкретном не говорят, – продолжил лейтенант. – Кокорин действительно прибыл на место последним, но это ничего не значит – он мог отсиживаться где-нибудь в сторонке, дожидаясь, когда подтянутся остальные. Но вот вопрос: как он ухитрился попасть туда раньше Лопатина? Я специально высадил старшину как можно ближе к объекту учебного минирования, чтобы он мог контролировать процесс. То есть Кокорин был почти в два раза дальше от цели, чем он. К тому же Лопатин мастер спорта по плаванию, да и опыт у него, согласитесь… А Кокорин – новичок, родом из деревни, где единственный водоем – речушка воробью по колено. Он, когда к нам пришел, даже плавать толком не умел, и компас в руки он впервые взял тоже здесь, в учебном классе.

– Звучит логично, – кивнул Машков, – если только этот губошлеп с самого начала не водил тебя за нос.

– А зачем? – с жаром воскликнул лейтенант. – Не хотите же вы сказать, что этот мальчишка спланировал все заранее и добился назначения к нам в отряд только затем, чтобы шлепнуть Лопатина?

– А почему бы и нет? – подстрекаемый духом противоречия и вполне понятным при сложившихся обстоятельствах человеческим раздражением, сказал Машков.

– Да, – неожиданно поддержал его капитан Кук. – В литературе описана масса таких случаев.

– В медицинской? – удивился кавторанг.

– В детективной.

– Тьфу! – Машков безнадежно махнул рукой: доктор был неисправим. – Излагай дальше, – обратился он к лейтенанту, – ты ведь наверняка еще не иссяк.

– Так точно, – сказал тот. – То есть никак нет, не иссяк.

– Ну?..

– Есть еще одно обстоятельство, свидетельствующее в пользу Кокорина, – продолжал лейтенант. – Месть за дедовщину, говорите? Но Лопатину оставалось прослужить буквально пару месяцев до демобилизации. Он был уже почти гражданский, а такие молодежь не прессуют – наоборот, снисходительно ей покровительствуют. А «воспитанием» салаг занимаются «караси» и «бакланы». Если бы убили кого-то, кто прослужил год-полтора, я бы с вами согласился. А если Лопатину отомстили за какието старые, годичной давности дела, то сделал это в любом случае не Кокорин, которого в ту пору здесь и в помине не было, а кто-то призывом постарше. Что мы имеем против него – пару неотчищенных пятнышек нагара на затворе?