Морской спецназ. Звезда героя

Через четверть часа они уже сидели за столом, врытым в землю под старым, раскидистым абрикосовым деревом, с нижней ветки которого свисала на длинном шнуре голая переносная лампочка. На столе стояла бутылка водки, с которой соседствовали три стакана и глубокая тарелка с нехитрой закуской. Третий участник импровизированного военного совета, приглашенный по настоянию Машкова кавторанг в отставке Зимин, внес свою лепту в застолье, выставив сковородку с наловленной днем рыбой. Золотистые поджаристые ломтики пахли так, что Одинцов неожиданно для себя ощутил зверский голод.

– Налегай, морячок, – заметив взгляд, которым он смотрел на сковороду, пригласил Зимин. – После погружения хорошенько порубать – первое дело.

– Я второй день только и делаю, что рубаю, – вооружаясь вилкой, проворчал Одинцов. – Скоро так раздуюсь, что погружаться без балласта перестану. Так и буду болтаться поверху, как рыбий пузырь.

– Ну, это еще когда будет, – утешил Машков, подвигая к нему только что наполненный стакан.

– Мне не наливай, – предупредил Зимин.

– Что так, Пал Андреич?

– Дело у нас, как я понимаю, серьезное, – сказал отставник. – А серьезные вопросы лучше решать на трезвую голову. Да и вообще… Вот ты, Юрок, в курсе, почему я до каперанга так и не дослужился?

– Откуда? – развел руками Машков.

– Странно, – хмыкнул Зимин, – неужели до сих пор не растрезвонили? Лет пять назад было дело… Я тогда как раз новые дырочки в погонах вертел – каперанг у меня, считайте, в кармане был. Ну, послали меня в Москву, в академию Генерального штаба, чуток подучиться. И в первый же вечер, как на грех, встречаю я старинного дружка – ну, вот вроде как вы встретились. Выпили мы тогда крепко. И то ли водка паленая попалась, то ли просто приняли сверх положенной меры, а только проснулись мы оба в милицейском «обезьяннике».

– Много наломали? – заинтересовался Машков.

– Да не так чтобы очень. До уголовного дела, слава богу, не дошло, но бумага по месту службы, сам понимаешь, отправилась. Ну, и накрылись мои полковничьи звезды медным тазом. Так это еще полбеды! Главная-то беда, что супруга моя покойная, Валентина Степановна, спала и видела себя женой каперанга, а в перспективе, сам понимаешь, адмирала. А тут один праздник проходит, другой, а приказа о присвоении очередного звания нет как нет…

– Да, – сочувственно протянул Машков, который, хоть и не был знаком с покойной супругой своего предшественника на посту командира части, с легкостью представил себе атмосферу, которая царила в доме Павла Андреевича в описываемый период, – вам не позавидуешь…

– Что ты! – замахал руками Зимин. – Это надо еще покойницу мою знать. Женщина была феноменальной пробивной силы, прямо как кумулятивный снаряд. Что она делает? Одевается, как на банкет, штукатурится, красится и держит курс прямиком на приемную начштаба флота.

– И принял? – недоверчиво спросил Машков.

– Милый ты мой! Да пусть бы попробовал не принять! Не просто принял, а, не поверишь, взял в секретной части мое личное дело и дал ей туда заглянуть – ну, естественно, не на вынос, а прямо у себя в кабинете…

– Не может быть! – ахнул Машков. – Фантастика!

– Фантастика началась, когда моя благоверная домой вернулась, – возразил Зимин. – Это, братцы, была настоящая Цусима, такого злейшему врагу не пожелаешь. Месяц в отряде жил, у себя в кабинете на столе ночевал, как бомж… Зато пить, считайте, бросил. Так только, иногда, за компанию…

Одинцов, который за время его рассказа успел не только выпить водки, но и в одиночку умять почти всю рыбу, сыто отдуваясь, откинулся на спинку скамьи, заставив ее жалобно скрипнуть.

– Как действовать будем, господа офицеры? – спросил он, несильно пнув стоящую под столом сумку, от которой даже на открытом воздухе ощутимо попахивало морской водой, водорослями и тиной. – Что делать с этими сокровищами Посейдона?

– Глянуть-то можно, или как? – спросил Зимин.

– Да на здоровье, – сказал Машков, а Одинцов просто молча кивнул.

Отставной кавторанг наклонился над сумкой, порылся внутри, шурша мокрым полиэтиленом и звякая металлом, и выпрямился, держа на раскрытой ладони горсть ювелирных изделий.

– Я в золоте разбираюсь слабо, – сообщил он, – но, по-моему, все побрякушки новые. Не иначе как из Турции.

– Больше просто неоткуда, – согласился Одинцов. – А может, дождемся Кука с дежурства и у него спросим? У него дядька золотом торгует, да и у самого доктора рыжуха на шее болтается…

К его немалому удивлению, Машков встретил это предложение молчанием и косым хмурым взглядом, как будто Иван только что сказал бестактность или глупость.

– Хуже нет, чем ждать и догонять, – помолчав, сказал он угрюмо. – Я думаю, надо прямо с утра отвезти это дерьмо в прокуратуру. Пусть оприходуют, как положено, и отпустят парня с миром. Ясно же, что он тут ни при чем.