Морской узел и счастливый билет

Ну, Ерема не первый день на службе, научился делать вид для праздных зевак, что при деле очень давно. Так и стоял бы с бадьёй, но вдруг, прошмыгнул мимо, неслышно так, китаец, словно мышь какая. Филёр поставил бадью, вроде как на работе, присел, и мигом сменил шапку на красный колпак. Шёл спокойно, хоть на него прохожие и оглядывались, вот, мол дурень какой. Китаец подошёл уже почти к Бульварному Кольцу, и Ерёма мигом заскочил в булочную, чуть не упал.

– Ты чего? – окликнул его приказчик.

Но филёр, сменив шапку на картуз, и вывернув наизнанку куртку, опять оказался на улице. Шустрый китаец обернулся, но на него не обратил внимания. Была его куртка черная, а стала- бежевая. Дальше шёл спокойно, Сун Дао пока не суетился, с удовольствием стучал своей тросточкой о мостовую Чистопрудного бульвара. Послышался грохот трамвая. Еремей, увидев, что китаец отвлёкся, и сел во второй вагон. Рисковал, но Сун не подвёл, запрыгнул в первый вагон. Мелочь была с ним, и Тулупов сунул две копейки кондуктору.

Трамвайчик катился к Трубной, к Центральному рынку. Еремей опять вывернул куртку, и точно, надо было выходить. К счастью, уже во все копыта лошадки спешил Кузьма Иванович на своей повозки, и видно, с Ильей. Прямо от сердца отлегло. Китайца не отпускал, как привязанный, шёл по линии, купил кошёлку, разжился французским батоном, чайной колбасой.

Китаец же оживлённо говорил с европейцем, прилично одетым субъектом. Человек был весьма высокого роста, гладко выбритым до синевы. Но, было видно, что китаец дико злится, пытался ухватить джентельмена за рукав, но тут увидел, как блеснул вороненый ствол револьвера, который европеец прижал к животу китайца. Тут, словно ниоткуда, к этому господину подошли ещё двое мужчин. И вот, словно случайно, к Ереме подошёл Кузьма Иванович:

– Принимай знакомого китайца. Адрес, и всё, что о нем разузнаешь.

– Понял.

– Кошёлку можешь оставить.

Тулупов отдал провизию, и нырнул в людскую толпу, словно в быструю речку, и взял на заметку сурового мужчину с револьвером, собеседником китайца. За этим ходить было совсем просто. Никаких проблем он не создавал- ресторан, Елисеевский магазин, Кузнецкий мост и номера в гостинице Берлин.

Документы были с филёром, и предстояло попугать работников отеля, желательно, наименее храбрых. У стойки стоял усатый мужчина, весьма героического вида. В подобные места брали тех, кто отслужил срочную службу. А этот, судя по комплекции, был в армии гренадёром или гвардейцем.

– Добрый день, – представился полицейский.

– Добрый день, – вежливо ответил портье, но смотрел на него почти осуждающе. Видно, своим видом Тулупов просто позорил этот аристократический отель.

– Ладно, – и он показал свои бумаги, – сомневаешься- позвони на Петровку.

– Ну хорошо, – с сомнением выдавил из себя слова портье.

– Что это был за господин, который зашёл передо мной? Фамилия, его номер в гостинице. И прошу, строго конфидициально…

– Чего? – не понял богатырь.

– Никому об этом…И номер телефона.

Работник кивнул, и быстро стал водить карандашом на листе с золотым обрезом, и отдал записку филёру.

– Благодарю.

Он быстро вышел, держа в руке вожделенную бумагу, где было написано:

Эндрью Симпсон, «Виккерс- Армстронг»

номер 25 , телефон № ......

Лубянская биржа

Ехать в полицейскую часть, и поднимать книги записей Минакову сегодня не хотелось. Надо было проверить биржу извозчиков, и знаменитый трактир «Углич», где собиралась эта сложная публика. Место в Москве было весьма известным, здесь был дом знаменитого коллекционера Мосолова, обладателя множества картин, в том числе и «Спасителя Мира» великого Леонардо да Винчи. По слухам, Мосолов завещал своё собрание Румянцевскому музею. Тогда, глядишь, пообещал сам себе Минаков, можно будет сходить и в Дом Пашкова, где размещался известный музей.

Но пока он, одевший ради этого дня сапоги попроще, да и брюки, заправил штанины в юфтевые голенища, подобно приказчику с Замоскворечья. Александр Владимирович осторожно пробирался мимо куч конского навоза, и колоритных личностей, собравшихся здесь. Самые разные повозки были здесь- от линеек, где могло поместится восемь, а то и десять человек, усевшись лицом друг к другу, так и лакированные тройки лихачей.

Раздавался ехидный смех людей, увидевших человека, старавшегося вляпаться не очень сильно.

– Барин, чего потерял? Так здесь навоз-то везде одинаковый! – крикнул один из извозчиков.

– Да ты братец, такой весёлый, да видно и самый знающий! – крикнул полицейский, – подойди – ка сюда.

– Сам и иди, если тебе надо.

– Желаешь в полицейской части объясняться? – начал свирепеть Минаков.

– Так Трифон Петрович с нами в дружбе, – осклабился весельчак.

– Я с Петровки, из сыскной, – громко сказал почти волшебные слова незваный гость.

– Так бы и говорили, – поскучнел собеседник.

– Ладно. Вот, посмотри, – и показал номер 4515.

– Знаем. Ерема. Еремей Гвоздёв. Пошёл в «Углич» чаю с пышкой отведать.

– Пошли, проводишь.

Извозчик лишь хмуро покосился на своих товарищей, но те лишь пожали плечами. Ничего мол, не поделаешь! Начальство!