– А вы не задумывались, товарищ Лазарев, отчего партия вынуждена была взять на себя несвойственное ей дело, после Октября? – спросил Сталин. – Потому что не было своего государственного аппарата! А был прежний, монархо-капиталистический, которому доверять было нельзя. И партии пришлось стать всеобщим комиссаром, как в РККА. А когда выросло поколение советских командиров, офицеров, и по мировоззрению, и по духу – то вместо военкомов стали замполиты. Теперь намечается такая же реформа в масштабе страны. Когда партийные комитеты будут управлять не непосредственно производством или посевной, а людьми, все это осуществляющими. Когда есть нормально работающие советские, выборные институты и государственные, исполнительные органы, но люди и там и там коммунисты, и в своих делах руководствуются тем, что партия решит. Как в… – тут товарищ Сталин взглянул на Лючию, даже дыхание затаившую, слушая, и поправился: – …в известной вам восточной стране после Тянцзамыня, где вроде бы рынок и капитализм, а все «олигархи» – это члены КПК, и поступают строго в соответствии с решениями съездов и пленумов. Вот это предполагается и у нас. Именно сейчас – когда и народ, и армия, и массы рядовых коммунистов увидели киевский мятеж, что бывает, когда «удельные бояре» разойдутся. Или вы думаете, что товарищ Сталин – это восточный император, что он изречет, то и исполнят? Нам, товарищи, нужно не просто решение этой проблемы, нам надо повернуть сам процесс, когда партия, приблизившись к власти, начинает разлагаться. Во времена Маркса и Энгельса европейские социал-демократы были действительно боевым отрядом пролетариата – всего через тридцать-сорок лет Коминтерну пришлось создавать компартии им в противовес. И эти компартии, как вам известно, сами тоже выродились в «еврокоммунизм». А Гоминьдан поначалу был партией великого Сунь-Ят-Сена, сейчас оплот китайской белогвардейщины, ему противостоит партия товарища Мао – и что с ней будет через двадцать-тридцать лет? Нам что, каждому поколению свою партию основывать, взамен прежней, скатившейся в оппортунизм? Или раз и навсегда пресечь, отчего это разложение происходит? Партия не должна быть собранием догматиков, дорвавшихся до власти и севших на трон! Там я ошибся, почил на лаврах. Здесь – хотя бы успею запустить процесс. Который продолжите вы, молодые! Эх, сбросить бы лет двадцать – завидую вам, все у вас впереди! А вот каким будет это все – уже вам решать!
– Тогда я готов, – сказал мой адмирал. – Где и что подписать?
– И я готов, – сказал Юрка, – вопрос: будет приказ с личным составом политбеседу провести? Чтобы они – тоже.
И тут Лючия робко голос подала:
– А мне тоже можно?
Я – как смертная, попавшая в гости к небожителям!
Вчера еще смотрела и спрашивала: «Здесь русский вождь живет?» И вот сижу за его столом. Или это не тот дворец был, на который мой рыцарь мне вчера показывал? И ой, он же сказал, чтобы я Сталина так называть не смела, потому что вождь по-итальянски «дуче», а это будет сочтено за оскорбление! А я еще мешаю в разговоре русские и итальянские слова, особенно когда волнуюсь.
Меня предупредили, что в разговоре тут могут быть упомянуты и секретные дела, о которых я знать пока не должна – и даже мой муж о них мне имеет право рассказать лишь с дозволения кого-то высшего. Я и не удивлялась – но слушала очень внимательно. Хотя может быть, я еще русский язык знаю недостаточно хорошо? Или русскую историю – о которой в школе у нас рассказывали очень мало, и в основном о том, где европейцы участвовали, «ну а русские – это наполовину монголы». После я расспрошу своего Юрия о том, что не поняла. Ну, хотя бы то, что мне знать можно, я же любопытна!
Знаю, что в России сейчас дворян нет – после революции, бывшей столь же кровавой, как в Англии при Кромвеле, или у французов при Робеспьере. Но вот убеждена, что бы ни говорили, все люди равными быть никак не могут! Я в деревне росла, там вся жизнь и разговоры – муж бьет, корова отелилась, цены на зерно – и я бы такой могла стать, если бы за Пьетро замуж выдали, о ужас! А я книжки читала про далекие страны, благородных рыцарей, давние времена – и, конечно, про любовь. И мне такой жизни хотелось… даже не то что богатой, видела я и как деревенские богатеи живут, а в Риме довелось и у дамы одной в прислугах – а мне хотелось, чтобы ярко было и нескучно, как в тех книжках! И один Марио, брат, меня понимал – но и у него вбито было «после замуж, и все». Так что, останься я дома…