– Анна Петровна, – Сталин отчего-то назвал меня так, – успокойтесь! Мы все понимаем, что приписывать вам какие-то особые отношения с товарищем Смоленцевым – это полный абсурд, учитывая, что рядом с вами постоянно находилась этого товарища законная жена. А уж фраза «принудила меня вместо себя к разговору с иностранным журналистом, чтобы переложить на меня возможное обвинение в шпионаже» – этому и слов нет. Когда я товарищу Берии показал, он сначала смеялся, а затем спросил, неужели даже партийные работники считают, что простой разговор с иностранцем уже есть причина для обвинения и ареста, ведь сейчас не тридцать седьмой? Ну, а что скажете насчет своего «некоммунистического» вида?
А, была не была!
– Товарищ Сталин, я считала и считаю, что коммунистки совершенно не обязаны выглядеть как монашки. У нас уже был там с этой Брекс разговор – ее утверждения, что «у наших женщин коммунистические убеждения и духовный мир должны привлекать мужчин больше, чем внешность», сродни тому, как если бы бойцам РККА сказали бы: не нужно лучшее оружие и хорошая выучка, побеждайте одними убеждением и патриотизмом. Да и, простите, много ли мужчин согласятся взять в жены убеждения, а не красоту? И с кем тогда детей растить? Лично про себя же могу сказать – я сумела сделать то, что сделала в Киеве, потому что выглядела именно так!
– Поясните? – спросил товарищ Сталин.
Я встала, повернулась, сделала широкий шаг, покрутилась на каблуке.
– Видите? Это платье совершенно не стесняет движения, как спортивный костюм. Я могу бегать или драться, что совершенно невозможно в узкой юбке. И даже брюки, пожалуй, не дали бы такой свободы. Еще под пышной юбкой можно спрятать пистолет, чего никто не ожидает. И наконец, от нарядной фифы обычно не ждут опасности. Все это спасло мне жизнь при втором покушении. Товарищ Сталин, вот моя бы воля – я и женщин-военнослужащих не заставляла уставом носить форменные юбки, это может быть просто смертельно. И не только на передовой – даже в тылу возможен авианалет или нападение диверсантов. Пусть уж тогда штаны надевают – в узкой юбке как стреноженная, со связанными ногами. Или, самое простое, регламентировала в Уставе лишь длину юбки, материю и цвет – и будьте уверены, все, кто захочет, сами разошьют на клеш.
– Разумно, – кивнул Иосиф Виссарионович. И добавил, внимательно меня оглядев: – Да и смотрится красиво, особенно на стройных. Ну, а вуаль – это тоже для дела нужно?
Уже и про наши шляпки успели доложить? Ну что ж!
– Именно так. У нас с товарищем Пономаренко был разговор о создании некоей службы, которую мы в шутку назвали «инквизицией». По существу вышло, что в Киеве я исполняла похожую задачу. И как должны выглядеть агентессы «инквизиции» – нет не боевики, но готовые при необходимости защищать себя? Про платье я рассказала. Обувь – балетные туфли, дающие хорошую опору и позволяющие бить ногой. Верхняя одежда – накидка «летящего» покроя: и руки скрывает, и позволяет что-то под ней спрятать, и, опять же, не стесняет движения. Головной убор – шляпка с полями и вуалью. Поскольку я в Киеве была под именем Ольховской, значит, не нужно, чтобы меня запомнили и опознали? Конечно, вуаль не маска – но все же добавляет какой-то процент неопределенности, как и поля, затеняющие лицо. Это все еще очень предварительные наметки – могу предположить, что, например, для женщин другого телосложения форма будет несколько иная. Но для стройной фигуры это практически идеал.
– Не боитесь, что скоро вас по этому обличью опознавать будут? Ставшему таким же характерным, как темные очки и поднятый воротник для подозрительных лиц?
– В Молотовске, когда я и моя команда стали так одеваться, очень многие заводские девчата начали нам подражать. Теперь же я видела, что такие же накидки-пальто женщины носят не только в Архангельске, но и в Москве, и, я слышала, в Ленинграде – а теперь не удивлюсь, если и в Киеве будут. А когда такое обличье в моду войдет…
– Войдет, – утвердительно сказал товарищ Сталин, – как там эта Брекс жалуется, «уже и комсомолки стали за своей внешностью следить, ссылаясь на пример Ольховской». Вопрос второй, что нам с Брекс делать? Товарищ Пономаренко?
– А пусть товарищ Лазарева и решит, – сказал Пантелеймон Кондратьевич. – Строгача с занесением? Или простить бедную женщину, до того измученную, что как лошадь работает, воз тянет, за собой следить некогда?
Я отрицательно качаю головой. Рабочие лошади, они безответные (сама такой «серой мышкой» в минской управе была в подполье). И уж никогда такая не сделает замечание вышестоящей. Так что получи заслуженный строгий выговор с занесением в личное дело – может, это тебе желание поумерит красивых девчат в таких, как ты, обращать.