Морской Волк #13-15 - Красный тайфун

И разворачиваю пулемет на площадь. Высаживаю почти всю ленту, перенося огонь по вспышкам выстрелов. Затем прекращаю – потому что толпа уже на площади. Наконец и слева появляется «кавалерия из-за холмов» – бронетранспортер с зениткой, за ней бежит до взвода «наших» китайцев. Двадцатимиллиметровые очереди крошат заборы и строения, в ответ выстрел из базуки, и БТР горит. Но толпа, которую враг счел менее опасной, успевает рассеяться по дворам – стрельба становится хаотичной, раздаются крики и торжествующие и истошные вопли, словно кого-то сажают на кол. И бой на нашем участке как-то сразу кончается.

Зато слышу, как работают наши минометы. И пулеметы на окраине все стреляют – короткими очередями, прицельно. А в городе все тише – кажется, этот бой мы выиграли!

Площадь перед нашим штабом усеяна телами. Не противника – местных.

– Истинно сознательными оказались, – говорит Стругацкий. – Погибли за свою революцию, за социализм!

Ну-ну, думай так – и оставайся в неведении, тебе же еще правильные книжки писать для наших советских людей! Я же считаю, что китаезы бросились добивать слабейшего, увидев, куда клонится чаша весов, – ценя возможность затрофеиться даже больше, чем свои жизни! Мы бы проигрывали – они точно так же стали бы бить нас. Но вслух я это не скажу – и ранимой души Аркадия жалко, и он же опять к Бородаю, нашему особисту, с доносом на меня побежит! Не знает, дурачок… вот ей-богу, как вернемся, обязательно гитару возьму в его присутствии, пока еще неизвестную здесь песню Высоцкого исполню, со словами (глядя в глаза нашего великого писателя) – «Кто мне писал на службу жалобы? Не ты – да я же их читал!». Ты пока запомни, еще раз мой приказ нарушишь и вперед вылезешь, обязательно физическое внушение сделаю – и бить буду аккуратно, но сильно!

А пока что надо нам ноги уносить из этого гостеприимного городка. Трое с половиной суток на одном месте – это выходит уже слишком много. Отдохнуть хотели – а что вышло…

Мы потеряли почти половину батальона – в строю осталось семнадцать советских и сто двенадцать китайцев. И сорок шесть раненых, в том числе тринадцать тяжелых (при том, что «трехсотых» с базы сумели на Большую землю самолетом отправить, на вторую ночь прислали, на найденную нами площадку – я насилу отбрехался, ссылаясь на военную необходимость самому не лететь!). Уничтожены бронетранспортер и шесть машин, еще четыре наши умельцы берутся быстро отремонтировать, благо что запчасти есть. Ли Юншену чертовски повезло – он на том БТРе ехал, в последнюю минуту соскочил и со взводом в пешем строю. Ну, иди сюда, я тебе за инициативу и смелость благодарность объявлю, при всех. А наедине и неофициально – тебя чему учили, придурок? Это в поле такой боевой порядок оправдан, броня впереди, пехота за ее корпусом кучкуется, прячась от огня. А в населенном пункте – наоборот, отделение по одной стороне улицы и дворам, отделение по другой стороне, а броня позади держится и огнем прикрывает! Ты технику по неумелости погубил и экипаж – из четверых в БТР трое погибло, один раненый. Нет, виниться не надо – ты выводы сделай, герой! Чтоб до конца нашего похода снова на те же грабли не наступать.

Да, и прикажи своим – чтобы хоть пару америкосов, живыми! А то местные никого нам не оставят. Судя по крикам – те пиндосы, кому повезло бой пережить, сейчас завидуют погибшим. Тащи сюда всех, кого еще не успели прикончить – отберем самых осведомленных и благоразумных, а прочих вернем населению для продолжения процесса.

Ли Юншен, командир отряда

Великий и многомудрый Конфуций учил, что основа и высшая добродетель это послушание. Дети слушаются отцов, жены – мужей, простые люди – чиновников, солдаты – командиров, чиновники и командиры – правителя, а правитель – богов и предков! Когда все послушны, то в государстве порядок, процветание и покой. Когда же кто-то забывает о своем долге – начинается смута.

И если ты беспрекословно слушаешься того, кто выше – то тебя не могут ни в чем и обвинить.

А если Отец (будем называть так того, кто стоит над тобой) приказывает тебе неправедно и жестоко – то его за это покарает Небо. Ибо такой человек не может обладать должной почтительностью к своим Отцам.

Но высокомудрый командир Скунс, подобно отцу, который заботливо наставляет неразумного сына, ответил – с богами и духами предков ясно, ну а люди разве всевидящи? И сказал, с отеческим вниманием:

– Дурында, ты что, полевые выходы забыл? Когда самый последний рядовой имеет право подать команду, обязательную для всех? Внимание, стой, замри!

Верно – это было, если при движении в группе один из нас заметил или даже почувствовал что-то опасное или непонятное – движение ветки, блик оптики, след на земле, даже странный запах. Но ведь порядок и дисциплина в малой диверсионной группе это совсем не то, что в большом войске?