Морской волк (СИ)

По слухам, которые ходили в бургундском лагере, Людовик, король Франции, находился в Жуанвиле. Он старался быть поближе к месту боевых действий своего родственника, ныне покойного. К ночи метель затихла, и поутру мы двинулись в путь. Выдавали себя за сторонников герцога Лотарингского. Богатые трофеи подтверждали наши слова. На третий день мы были под стенами Жуанвиля — небольшого французского города, обнесенного низкой стеной со старыми, прямоугольными башнями. Там нас встретил патруль из пяти жандармов. У командира были шикарные черные густые усы с загнутыми кверху концами, что в эту эпоху, когда предпочитали бородатые или бритые лица, было редкостью. Он поднял руку, предлагая остановиться. Обычно «копье» не вызывает у жандармов желание удовлетворять любопытство. Видимо, привлекли внимание наши трофеи.

— Откуда едете? — спросил командир жандармов.

— Нанси, — ответил я.

— На чьей стороне воевали? — задал он второй вопрос.

— На своей, — дал я второй ответ и сам спросил: — Король здесь?

— Уехал позавчера, сразу, как узнал о поражении бургундов, — ответил командир жандармов, пригладив согнутым указательным пальцем правой руки сначала левый ус, а потом правый.

— Куда? — поинтересовался я.

— Кто его знает?! — честно ответил он. — В сторону Труа, а куда дальше — нам знать не положено.

— Проводи меня к сенешалю, — потребовал я. — Выполняю королевский указ.

Бальсарен де Трес, сенешаль Жуанвиля, — пожилой и скользкий тип из тех, что ошиваются в обозе, а потом взахлеб рассказывают о своих героических подвигах, — жил в двухэтажном каменном доме, расположенном между ратушей, которая была немного ниже, и храмом, который, само собой, был намного выше. Строить дома выше главной городской церкви пока не положено. Принял он меня в небольшой и жарко натопленной комнате на втором этаже, в присутствии двух солдат в кольчугах и с короткими мечами на поясе. Четыре человека — это было многовато для такой маленькой комнаты. Моя сабля и кинжал остались на первом этаже, где сидели в такой же маленькой, но душной и полутемной комнате еще четверо солдат. Стул с высокой спинкой, на которой висел темно-синий плащ, подшитый кроличьим мехом, был в комнате один и сидел на нем хозяин. Располагался стул рядом с небольшим камином, в котором горели сосновые дрова, источавшие тягучий аромат подгоревшей смолы. На каминной полке стояли бронзовый двурогий подсвечник с двумя огарками и, вроде бы, гипсовая, разрисованная фигурка рыцаря, который положил руки на рукояти меча, упертого острием в подставку. Будь рыцарь из золота, принял бы за голливудского Оскара, но здесь пока не знают такой осквернитель прошлого, настоящего и будущего, как кинематограф. С другой стороны камина стояли козлы небольшого стола, а столешница была прислонена к стене. Судя по размеру столешницы, сенешаль предпочитал питаться в гордом одиночестве.

Поздоровавшись и представившись, я сказал ему:

— Надо срочно отправить кое-что королю.

— Я не могу использовать королевских курьеров для переправки чего бы то ни было, кроме королевских документов, — медленно, будто говорит с тупым, произнес Бальсарен де Трес.

— Выполняю личное поручение короля, — проинформировал я сенешаля.

— Есть у тебя какой-нибудь документ, подтверждающий это? — спросил он.

— Конечно, нет, — ответил я. — Как ты думаешь, что бы сделали со мной бургунды, если бы нашли такой документ?!

— Ничем не могу помочь. У меня приказ короля, — медленно процедил Бальсарен де Трес.

Я знал, что только страх сбивает спесь с таких типов, поэтому пригрозил:

— Если король в ближайшее время не получит мое послание, всю оставшуюся жизнь, довольно короткую, ты будешь сопровождать его, сидя в клетке!

Эти клетки своей непривычностью и изощренной жестокостью наводили ужас на королевских чиновников. К отрубанию головы или повешенью они относились более спокойно. Бальсарен де Трес не был исключением.

— Зачем мне грозить?! — произнес он с напускным возмущением. — Если послание действительно очень важное, так и быть, отправлю курьера. Что надо отослать?

Я дал ему перстень герцога Бургундского, завязанный в клок фиолетовой материи, оторванной от ливреи одного из его охранников.

— А письмо? — спросил сенешаль.

— В нем нет необходимости, король и так всё поймет, — ответил я. — Никто не должен видеть, что здесь завернуто.

— Я положу его в ларец и опечатаю, — пообещал Бальсарен де Трес и потребовал: — Будет лучше, если до получения ответа ты останешься в городе. Возле Северных ворот хороший постоялый двор.

— Не возражаю, — молвил я.