Мортен, Охвен, Аунуксесса

Охвен красиво крутил Пламя, его соперник, приседая и подпрыгивая, уклонялся. Я прокашлялся и прокричал боевой клич, пришедший в голову: «Алахомора!» Охвен удивленно взглянул на меня, а враг, воспользовавшись паузой, в высоком прыжке ушел в сторону, пару раз недовольно взвизгнул и был таков.

Преследовать его мы не побежали.

— Пусть его, — сказал Охвен. — Теперь уж не сунется. А этого надо срочно вылечить путем погружения в пылающий костер.

Пригвожденный к колоде слабо противился нашим намерениям: безглавое тело протестующе шевелило руками. Голова тоже не желала умирать: она шевелила ушами и вытаскивала язык.

Охвен подобрал подходящий сук и несколькими ударами топора превратил его в острый кол.

— Не с твоим же клыком пихать его в огонь, — объяснил он.

— Да, да, — закивал я, хотя ничего не понимал.

Охвен приставил кол к груди туловища и легко, словно в глину забил его обухом. Тело зашевелило руками чуть активнее.

— О, не нравится! — проговорил старик и добавил, обращаясь ко мне. — А ну-ка, погляди — никого не напоминает?

Я подошел и взглянул: мощное широкоплечее туловище с длинными жилистыми руками и кривыми пальцами, оканчивающимися острыми даже на первый взгляд когтями, мускулистые кривые ноги.

— Нет, — говорю. — В первый раз вижу.

— Ты на голову взгляни, дурень, — посоветовал Охвен.

Я взглянул: башка, как башка. Круглая, с маленькими глазками (не удивился бы, если они угрожающе красного цвета), сейчас закрытыми, с выступающими из-под тонких черных губ неприятными клыками, с заостренными оттопыренными ушами.

Я отрицательно покачал головой: не знакомы.

— А теперь взгляни! — сказал Охвен и вытащил зуб оборотня из тела. Оно сразу дернулось, но обрести свободу, увы, не смогло.

Голова, как по мановению волшебной палочки, изменилась. Впрочем, как и туловище.

— Это же!.. — поразился я, не договорив.

— Они самые — эльфы! — согласился Охвен. — А теперь давай-ка по быстрому перетащим эту колоду, так удачно подвернувшуюся, вместе с телом в огонь.

Что мы и сделали, разведя огонь пожарче и подпихнув в самый жар явно противящуюся этому голову.

— А ты говоришь, зачем нам столько дров! — щурясь от тепла, сказал Охвен.

— Так что получается — ты знал этих тварей и ждал нападения? — удивился я. И в моем удивлении явно угадывались нотки обиды, что со мной не поделились правдой.

— Не серчай, Мортен! — примиряюще похлопал меня по плечу старик. — Я сам не сразу догадался. Помнишь, чуть в болото не забрели, если бы не твой клык оборотня. Сослужил он добрую службу. Это нам глаза начали отводить. Я, как только сообразил, понял, они — не отстанут.

— Да кто — они-то? — спросил я.

Охвен подошел к огню, добавил полено, норовя накрыть чуть шевелящуюся (от жара, или до сих пор не умер?) конечность монстра.

— Это карлики, — ответил он, наконец. — Злобные порождения тьмы. Того же мира, что и оборотни, и прочая нечисть, как мне кажется. Их еще называют «цахесами». Самому с ними встречаться мне не доводилось, но когда-то слышал вполуха. Вот теперь вспомнил. Бродят они по земле, не боясь ни света, ни темноты. Питаются всем, чем придется. Но предпочитают кушать людей, нападая ночью и разрывая на части своими когтями. Любят морочить голову встречным, если те с ними, вдруг, пытаются заговорить. Их часто в сумерках путают с детьми, предлагают помощь, добрые души. За что и платятся жизнью. Умеют эти карлики навести такой морок, что невозможно отличить от действительности. Мы, ведь, вчера видели их, как беззащитных и хилых убогих людей. А ночью — вон какие шустрые оказались! Убить их, что характерно, практически невозможно: даже без головы забьется в какую-нибудь нору и там лежит, выздоравливает. Десять лет, двадцать — как сложится. Вырастит новую голову, вылезет на волю — и давай по новой мирный люд выводить!

— А питается-то тогда чем?

— Да пес его знает! Может, злобой людской, может червей каких в горло пихает! Нам-то какая разница! Вот теперь проверим, сможет ли он из золы и пепла восстановиться. Так что придется нам, друг мой Мортен, всю ночь палить костер, да пожарче, чтоб от этой дряни ничего не осталось.

В огне до сих пор угадывалось какое-то шевеление. Если уж утром посреди углей останется лежать то мерзкое туловище с расположенной поодаль ухмыляющейся головой, то мы признаемся в своем бессилии, попросим у карлика прощения за неудобства и, вздохнув, уйдем. Хорошо, хоть предположительно горящие карлики не распространяют никаких зловоний. Может, конечно, после того смрада, что устроил Охвен с рыбьей мукой, мы уже не в состоянии различать запахи горящей плоти. А так хотелось, вот прямо сейчас, побежать и насладиться ароматом ландыша серебристого!

— Слушай, Охвен, а другой цахес сюда драться не прибежит? — спросил я. — Чтобы братка своего — эльфа выручить?

— Не думаю, что у него хватит смелости. Поди, сейчас мчится во все лопатки по направлению к ближайшей границе с Римом. Про своего подельника даже не вспомнит — карлики же не стадные животные, — усмехнулся Охвен, не проявляя ни тени сомнения или беспокойства. — Иди спать спокойно, старина. Пусть приснятся тебе розовые сны!