Не успели они исчезнуть, как де Голль предпринял шаг, весьма плохо согласующийся с благородными принципами его воззвания, которое все еще украшало заборы и стены домов Папеэте. 8 октября губернатор обнародовал подписанный де Голлем правительственный указ, смещающий всех министров от РДПТ. Ободренные официальной немилостью, обрушившейся на Пуванаа, противники начали собираться на улицах и в кварталах около его дома. Многие были вооружены; снова появились грузовики и бульдозер, сыгравшие столь важную роль во время апрельских беспорядков. На всякий случай несколько сот пуванистов окружили защитным кольцом прочную двухэтажную постройку, в которой жил их метуа.
Было самое время прислать полицейских, чтобы они восстановили порядок и обезоружили шайки антипуванистов. Рано утром 11 октября 1958 года губернатор отдал приказ. С похвальной быстротой и решимостью полсотни полицейских, жандармов и солдат заняли все стратегические позиции в квартале, где жил Пуванаа. Однако вместо того, чтобы арестовать демонстрантов, начальник полиции проследовал к дому осажденного депутата и предложил ему выйти. Дверь открылась, и Пуванаа — в белом костюме, с депутатским значком на лацкане пиджака — спокойно, с достоинством вышел на улицу. Вооруженные солдаты и жандармы немедленно окружили его и затолкали в полицейскую машину. Были задержаны еще тринадцать человек, находившихся в доме Пуванаа, после чего жандармы тщательно обыскали все комнаты. Никого из противников Пуванаа, заполнивших прилегающие улицы, не тронули.
По французскому закону, депутат или сенатор может быть арестован только в том случае, если его поймают с поличным на месте преступления. Так и значилось в первом официальном сообщении, опубликованном через несколько часов. Однако мы и многие другие своими глазами видели, что Пуванаа арестовали, когда он, по предложению начальника полиции, сам вышел из дома, аккуратно одетый, без каких-либо бомб или иного оружия в руках. Один расторопный фотограф ухитрился даже сфотографировать его в момент задержания, так что несостоятельность официальной версии сразу же стала очевидной. А потому губернатор поспешил выпустить дополнительное коммюнике, где говорилось, что в ночь с 10 на 11 октября «подрывные элементы» пытались поджечь весь город, однако попытка не удалась — из четырех бутылок с зажигательной смесью, брошенных в китайскую лавку и в один частный дом, три вообще не загорелись, а четвертая почти тут же погасла сама. Далее в коммюнике утверждалось, что поджигателей подослал Пуванаа. Даже если бы удалось доказать, что это правда, все равно ни о какой «поимке с поличным» не могло быть и речи.
Шли месяцы, а сей юридический казус не находил разрешения. Пуванаа сидел в заточении в казарме; мнимые — соучастники содержались в обычной кутузке. Процесс, которому предшествовало множество допросов, начался наконец 19 октября 1959 года. Несмотря на годичное заключение в тесной и душной одиночке, Пуванаа находился в отменной форме и сразу пошел в наступление с такой энергией и таким красноречием, что из обвиняемого превратился в обвинителя. Единственная причина, почему его теперь судят, говорил Пуванаа, заключается в том, что он призывал избирателей во время референдума голосовать против Сообщества. К правопорядку это не имеет никакого отношения, речь идет об откровенной мести. Пуванаа выдвинул обвинения против де Голля, который нарушил все свои громкие обещания; изображая великого поборника свободы колониальных народов, де Голль в то же время бросил в тюрьму своего политического противника на Таити, чей единственный проступок заключался в том, что он поверил в разговоры о свободе, братстве и праве всех народов на самоопределение.
Официальный обвинитель изо всех сил старался свести дело к доказательству преступного пособничества Пуванаа попыткам сжечь Папеэте. Вещественными доказательствами служили четыре карабина, пистолет, полдюжины ножей, два десятка дубин и несколько бутылок