Мощи

— Разве ты не знаешь, мой дорогой, что на это установлена очень строгая очередь в синоде, и надо особо хлопотать…

— Ты ведь можешь, — будь добр окажи для меня эту услугу, у тебя там сильные связи, — будь добр.

Ключарь с Николкою говорил и прислушивался к словам князя, поправляя академический значок. Не все расслышал, но понял, что губернатор просил о мощах Иоасафа и, улыбаясь в душе, отвел Николку к столу.

Ждали княжну с Костицыной и с приехавшим гостем, — чиновником особых поручений, Барманским.

Сели за стол и все еще не начинали закусывать…

Князь шутил:

— У вас, господа, всегда что-нибудь случится, без этого они жить не могут, — особое сословие, я бы для них и законы написал особые. Им все равно, хоть тут монастырь и смирение, и без того, чтобы не быть в туалете — не могут. Серьезно, — все равно, что в оперу, что в монастырь.

Только жена ключаря с протодиаконицей пришли заранее, — иподиаконицы не были позваны. Екатерина Николаевна все время старалась обратить на себя внимание князя и сердилась на протоднаконицу, когда та отвлекала ее разговором.

Князь из любезности отвечал нехотя.

Каждый этаж гостиницы жил своею жизнью и, кроме поклонов, ни в какие отношения не вступал. Духовенство гуляло по лесу своею семьей, а гости — по-своему веселились, — от скуки только разрешили себе гулять с монахами, дразнить послушников, а до интимного не допускали и послушники с певчими боялись перешагнуть границу. С духовными дамами — проще было, — и флирт и любовь крутили, а большинство по старой привычке с простыми дачниками ходили на ягоды, с купчихами молодыми катались по озеру и не одни, с семинаристами.

Ключарша простить не могла верхнему этажу, говорила мужу:

— Вася, это безобразие, — даже не пригласить к себе, не пойти погулять вместе.

— Мы, Катя, духовные, — дворяне с нами не имеют общего никогда, — в престол примут, трояк вынесут и — разговор кончен.

— А как же учителя гимназии?!

Интеллигенция, матушка, другое дело, — как ты с этим примириться не можешь?..

И все-таки ключарша примириться не могла, всячески старалась овладеть вниманием княжны, Костицыной и других поклонниц епископа.

Барманский вошел и сразу о фраке начал:

— Простите, князь, что я не во фраке, — даже не дали одеть, вините дам…

Костицына села за стол между Гервасием и Барманским, хотела завладеть Николкою ради Бориса, — княжна напротив с ключарем и Зиною, а ключарше пришлось с иподиаконом сидеть на другом конце.

Барманский не мог забыть о том, как Костицыну с Зиной клопы заели в старой гостинице, — по дороге с платформы ему рассказала княжна, — и обратился к преосвященному.

Начал неожиданно как-то, зло.

— Вы представьте, владыко, молодая интересная дама, с прелестной девушкой, — не смотрите на меня так, Зиночка, я говорю то, что есть, — замучены в первый же день приезда в обитель… великомученицы святые…

Костицына поняла и вспыхнула:

— Валентин Викторович, оставьте глупости говорить!..

— Господа, могу ли я продолжать?..

Князь, предчувствуя что-то забавное, одобрил Барманского кивком головы.

— В монастыре не только пост и молитва, но еще и насекомые, сотнями, тысячами, каким-то дождем огненным с потолка на дам набрасываются, разве это не мучение, разве они не великомученицы?..

И после короткого взрыва смеха, остановленного Иоасафом, не могла удержаться одна ключарша, толкая ногой протодиаконицу.

Не успел кончить Барманский — с радостным криком вбежал купец:

— Мальчика, мальчика родила, от Симеона старца, — чудо, великое чудо…

К епископу бросился, на колени перед ним упал.

Барманский даже из-за стола встал, подошел к князю, чтобы получше наблюдать за дальнейшим, и вполголоса говорил Рясному так, чтобы все слышали:

— Это действительно чудо, родить от старца, да еще от мертвого!

Епископ еще ничего не понимал, еле удерживал и улыбку и смех от пояснений Барманского и в то же время взглядывал на восторженного от радости купца и на Рясного, как бы прося заставить замолчать Барманского. Князь сразу же добродушно засмеялся громко, а Николка уставился на епископа, желая знать, какое впечатление на него произведет чудо Симеона старца, не слыша и не понимая слов Барманского.

— Великий старец, святой, пятнадцать лет не имели детей, — благословил старец, родила, родила мальчика…

И, наклонившись к Костицыной, Барманский шепнул ей:

— А что будет у вас, Вера Алексеевна, после сегодняшнего чуда, или вы в чудеса не верите?..

Костицына, пользуясь тем, что все купцом заняты, встала из-за стала резко и шепотом Барманскому бросила:

— Какой вы нахал, Валентин Викторович…

Купец продолжал умолять епископа хотя бы новорожденного благословить и выкрикивал сквозь радостные слезы:

— Мальчик, ваше преосвященство, на коленях поползу за вами, благословите роженицу и мальчика, младенца Симеона… во имя святого старца… удостоит его господь узреть мощи праведные…

Всем уже надоедать стал счастливый купец, и епископ сказал Гервасию:

— Отец игумен, отнесите новорожденному мое благословение…