В первый раз появилось на прогулке вино, а ключарша даже, желая угодить мужу, привезла лимоновки.
Рясный спросил Костицыну, зная, что Барманский за ней ухаживает:
— А Валентин Викторович где?
— Обещал прийти позднее…
Николка оглянулся к лесу тревожно.
Перед вечером развели костер, стали варить кашу-ядрицу.
На дворе мычали коровы, постукивая копытами по деревянному настилу, урчал бык, дым от костра расстилался белым полотном, уплывая в лес, мягко жевали незапряженные лошади, архиерейский повар с белобрысым келейником собирали посуду, укладывая в ящик, конюхи сидели у линеек и, поглядывая искоса на костер, ели посоленный черный хлеб, закусывая зеленым луком, четко звякали в предвечернем лесном воздухе молочные ведра и надо всем гудел умиротворяюще протодиаконский бас.
Николка сидел вместе с ключарем, с женою его и Костицыной у костра, помешивая по очереди в котле кашу. Зина собирала сухие сосновые ветки и с удовольствием подкладывала их в костер, бросая вместе с ними и свежие маленькие веточки свежей ели, наблюдая, как огонь весело перехватывает зеленые иглы.
Никто не заметил, как Барманский подошел к костру с блаженным под руку и нарочно веселым и приподнятым голосом сказал:
— Простите, господа, за опоздание и разрешите мне быть с моим приятелем и другом Васенькой.
Все вздрогнули и обернулись в их сторону.
Над Николкою стоял Васенька. Легкий хмель бродил еще у него в голове, и он смотрел ничего не видящими глазами на костер.
Николай вздрогнул, обернулся и, увидав над собою Васеньку, от неожиданности и испуга вскрикнул, забыв о присутствующих:
— Васька!..
Блаженный в свою очередь вздрогнул от окрика и, увидав Николая, сказал каким-то радостным от неожиданности голосом, скорее даже испуганным:
— Николушка… и ты тут?..
Барманский смотрел поочередно на Костицыну и на игумена, ожидая дальнейших слов Васьки и, кривя слегка тонкие губы, улыбался сквозь пенсне.
Ключарша, желая заявить о своем присутствии, сказала весело:
— Валентин Викторович, а у нас сейчас будет каша…
Сзади Васеньки и Барманского подошла Ариша и принесла молоко в ведре.
— Я молоко принесла к каше…
Васенька повернул голову на женский голос и остановился глазами на сидевшей впереди ключарши Костицыной, сверкнул ими, точно что вспомнил, и понес, не останавливаясь, до конца, пока его не увел протодиакон.
И действительно началась каша.
Блаженный стал выкрикивать:
— И она тут, и она… бес полунощный… Николушка… изгони ее, изгони веничком… а то опять на нее бросаться будешь… бросался ты на нее… в лесу… на озере… Николушка…
Вера Алексеевна отшатнулась от костра, моментально встала, быстро подошла к Барманскому и стала говорить ему. Голос прерывался, дрожал, переходя в слезы, начала выкрикывать:
— Бесстыдник, бесстыдник вы… для вас все равно… это же гадость…
Николка к Васеньке бросился.
— Николушка, что ты, что ты… Не связывай меня только… не связывай… как на Полпенке… изгони ее… изгони… веничком… погонится за мной… не связывай с ней…
Метнулся от Николая, толкнул Аришу, с разбегу выбил ведро с молоком и еще сильней, еще громче закричал, отмахиваясь руками от Ариши:
— И эта тут… тут… тут… с Христосиком твоим. Пойди… поклонись ему… Христосику… ангельчику…
Костицына неожиданно присела, потом опустилась на колени и, вздрагивая плечами, зарыдала, переходя в истерику:
— Ох-ох, ох, ох-ох-о-ох…
Княжна схватила за рукав Николку и закричала ему на ухо:
— Воды… Воды скорей… Воды дайте…
Николка бросился за водой на хутор, схватил из ведра полный корец и, расплескивая, побежал обратно.
Васька, увидав снова бегущего к костру Николая, опять стал выкрикивать и побежал к лесу.
— Николушка… всюду она… всюду Феничка твоя полуночная… и в лесу и на озере… и на Полпенке… и на хуторе… изгони ее… изгони… веничком… веничком ее, эту Феничку…
Николка испугался за Ваську, боясь, что тот снова утопится в озере, и закричал:
— Утопится он… утопится… держите…
Протодиакон успел схватить Васеньку:
— Сто-оой…
По всему лесу пронеслось:
— О-о-ой.
От рычащего крика блаженный остолбенел и умолк.
Иоасаф взволнованным голосом и от волнения почти шепотом сказал:
— Уведите его… Васеньку.
Он сразу же понял из бреда блаженного, что тот говорит про игумена, и, не желая подавать виду, нахмурился и сказал князю:
— Сергей Николаевич, едемте отсюда скорей…
Конюхи, увидав поднявшуюся суматоху, с первого же момента начали запрягать лошадей.