Мощи

И рассказал Афонька ему правду всю, как хозяин через него людей нанимал перед уплатою поджечь канатную фабрику и склады спалить под одно и про то, что караульщик-то их и есть тот самый человек нанятый, и про каждого. Лосева прихватил, как сводника, и про Маньку-Галченка, как за деньги спаивал Ваньку Каина у себя по ночам под фонарем красным, и про ребят слободских…

— А только самое главное-то при барышне я скажу, потому, собственно, ее это дело, а вы только ответчик за нее будете… Побудить ее надо…

— Уезжает завтра она в Петербург, должна выспаться… Говорите мне.

— Дело ваше, а только все равно ее разбудить надо… Не уйду без этого.

И злость на гостя ночного, и любопытство самое важное услыхать заставили разбудить Феничку.

Слышно было, как Дракин бурчал, возвращаясь с племянницей:

— Черт его знает, сумасшедший какой-то… требует, чтобы главное при тебе рассказать…

Вошла в кабинет — халатик запахивала, — в чулках да в юбке; на спине топорщились две косы жирные, из-под чепчика, точно рожки, торчали папильотки бумажные и тоже глаза были заспанные и, от снов неоконченных, мечтательные. И руки еще были от подушки теплые.

— Вот вам барышня, говорите…

— Не признаете меня, Фекла Тимофеевна, — позабыли?..

— Совсем не знаю… Не помню.

— Ну да ничего, придет время, может и вспомните, а только я вам бумажку одну принес, прочтите ее, получите, и ввек не забудете… Правду говорю… сейчас я…

И Феничка, и Кирилл Кириллович смотрели на него удивленно, инженер про себя думал, что либо идиот, либо жулик какой, и нетерпеливо дергал трубкою.

Поддевку распахнул и из жилетного кармана бумажку, вчетверо сложенную, протянул Феничке; Кирилл Кириллович в нее заглянул и взял у Фени.

— Откуда у вас вексель Фенин?

— Так что назад Фекле Тимофеевне принес его, чтоб не забыла никогда Афанасия Калябина.

Рванул вексель из руки Дракина — оторвал половину и подал ее Феничке.

— Так что теперь конец ему, извольте получить, барышня. Вот это и есть главное, а затем я уж пойду, а то и меня хватятся, тоже уезжать надо…

Ничего не понимая и не сказав ничего, ушла Феничка; Афоньке обидно стало, что даже и спасибо ему не сказала, — жизнь ей спас, она хоть бы что…

Инженер деловитым тоном:

— Садитесь, Калябин. Сколько за вексель вам?

— Ничего не возьму.

— Да ведь тут триста тысяч.

— Знаю, лучше вашего все дела знаю, а только денег не нужно мне. Не за тем пришел.

— Двадцать тысяч довольно?..

— Сказал же я, ничего не возьму… Отпустите лучше. Ста бы не взял, коли б не… ну да что говорить?.. Ухожу я.

— Ну, да черт возьми, говорите же, сколько вам?.. Пятьдесят довольно? Нечего ломать комедию.

— От самой барышни взял бы тысячу, чтоб на первое время обернуться было.

— Опять от самой?.. Ничего не пойму. Сейчас, сидите тут.

И опять привел Феничку. Задремать не успела и костерчик мечтаний не затух еще о Петровском, халатик одевать пришлось снова…

— Что ему от меня нужно?..

— Из твоих рук благодарность принять хочет… я тебе дам, подай ему пять тысяч…

Вошла, огоньки злые, досадные в глазах заспанных, на Афоньку не смотрит.

Открыл инженер стол письменный и привычной рукою отсчитал сотенными, в пакет сунул и заклеил, да так, чтоб не видал Калябин, будто Феничке показывает где деньги лежат и незаметно ей в руку пакет подал, шепнул, чтоб спасибо сказала.

— От вас только, Фекла Тимофеевна, и возьму, — ни от кого б не взял больше…

Пакет взял, а другою рукой схватил руку и поцеловал ее. От поцелуя Феничка беспомощно рукой дергала и беспомощно на дядю глядела, без слов просила ее защитить, точно в этом поцелуе ее судьба затаилась, а дядя стоял и, как на неизбежное, смотрел спокойно, думая, что, должно быть, ненормальный человек Калябин. Поцеловал и отбросил ее руку с отчаянием…

— Проводите меня, пойду… поеду…

И спасибо сказать не успела, — от испуга забыла. Осталась в кабинете дожидать дядю. Сам в полумраке утреннем со свечой проводил на лестнице, дверь хотел отворять — остановил Калябин и шепотом:

— За Ванькой Каином присмотрите — раз, а второе — совет мой, дайте через кого-нибудь Лосеву тысячи три, — по весь век ему по этому делу рот замажете, потому старик ему бы и пятьсот за работу не дал, — не забудьте, спокойней будет, — кроме него про вексель никто не знает.

И ушел в полусумрак, к станции.

Инженер Дракин по дорожкам ходил, медленно — кружил в голове бурелом, и никакие комбинации не укладывались в голове, одно только думал, что непременно тут не обошлось без крови, а про Афоньку…

Вошел в кабинет и Фенички не заметил, про себя говорить начал:

— За триста тысяч пять отдать… Это больше чем двести тысяч выиграть… Идиот какой-то…

— Кто идиот, дядя?

— Ты не ушла?.. Да этот Калябин. Почему он тебя знает? Где ты его могла видеть?..

— Не знаю, дядя Кирюша… Одну минуту и мне показалось, что где-то видела, а припомнить никак не могу…