Мощи святого Леопольда

А кавалер заказал у трактирщика свинины, пива, хлебов хороших. Все это приехало с ним. Кашевар Пруффа затеял огонь, стал варить бобы в солдатском котле жарить мясо на углях. Бочка с пивом была огромной. На пять ведер. Солдаты видели все это, радовались. А Вшивый Карл стоял у ручья голый, перемазанный щелоком и глиной, с пучком травы в руке кричал громко:

— Господин рыцарь, ни как завтра выходим, раз сегодня нам такое угощение готовите.

— Ты Вшивый Карл, сделай так, что бы все твои вши остались на берегу этого ручья, — отвечал кавалер, — а ты без них пошел, а когда нужно будет выходить — ты узнаешь.

Солдаты посмеялись, а капитан Пруфф был серьезен, он подошел к Волкову и спросил тихо:

— Так, что завтра выходим?

— Да, — отвечал кавалер, — до зари будьте со всеми у «Трех висельников», погрузимся и пойдем, что бы к рассвету быть у ворот.

— Виват! — капитан отсалютовал пивной кружкой.

— Виват! — отвечал ему рыцарь. — Пруфф, а почему вы не приварили свою одежду?

— Потому что нет у меня никаких вшей, — чуть раздраженно отвечал капитан. Ему явно было не по вкусу, что кавалер ставит его, капитана, на одну доску с солдатней.

— Ну, тогда виват, — еще раз поднял свою кружку Волков.

На кровати лежали два сюрко в цветах лазури и серебра, в его цветах, Еган съездил к художнику забрал, пока он был за городом. И рядом, тут же на кровати лежали болты серебряными наконечниками и главная вещь. Его штандарт. Это был не большой штандарт, большой ему был не нужен, но удивительно красивый. Он уселся на кровать, взял его в руки стал рассматривать герб. Пришла Брунхильда:

— Звали господин? — спросила она без обычного вызова.

— Утром ухожу, — просто сказал Волков.

Он думал, что она опять начнет канючить, что то просить, выторговывать, злится и причитать. Но девушка ни чего не сказала, стала снимать с себя платье, и рубаху скинула, села на кровать рядом с ним голая, обворожительно красивая и, поглядев на его штандарт произнесла:

— Красота какая, синенький цвет такой яркий, и белый тоже.

— Они называются лазурь и серебро.

— А у птички глаз, какой алый! Страшная птица у вас.

— Глаз называется рубиновый.

— Рубиновый, — повторила она. — Как будто глядит на меня.

— Я оставил вам деньги, если не вернусь, через месяц пойдете в банк Ренальди и Кальяри. Вам с Агнес дадут по пять монет.

— Хорошо, — просто сказала красавица.

И больше ничего.

Ее поведение все больше удивило кавалера.

Он смотрел на нее и не узнавал, до тех пор, пока рука сама не потянулась к ее груди. Грудь была тяжелая и твердая как камень, только теплый камень. Так он и держал ее грудь, словно взвешивал.

— А за месяц я за вашу комнату заплатил, и за конюшню заплатил, двух коней дорогих брать с собой не буду. Если не вернусь — продадите. Они пятьдесят талеров стоят.

Он замолчал, ожидая слов благодарности, а она смотрела на него и молчала, а потом скинула штандарт, что лежал на его коленях, на пол, обхватила его шею руками, притянула и поцеловала в губы, так как ни когда его еще не целовала. Нежно. И не выпускала долго.

Была уже ночь, в трактире никого не было, Волков сидел один, да еще трактирщик сидел за соседним столом — маялся. Про себя проклинал постояльца. Проклинал да не уходил, жадность не позволила бы ему лечь пока постоялец пьет его самое дорогое вино. А постоялец вторую бутылку пил. Сидел один и пил. Он не мог понять, почему девица, так спокойно воспринимала его отъезд. Словно ей было все равно, словно он ехал в соседнюю деревню купить корову. Видно она нашла кого, может это пекарь. А может еще кто. Гадать, кавалер не хотел. Ему было не до того, ведь помимо странного поведения девицы, ему нужно было завтра вести людей в город, съедаемый моровой язвой. И как только он об этом вспоминал, тут же на ум ему приходили слова Агнес:

— Сгинете вы там, — повторил он невесело вслух слова девочки в который раз.

И эти пророчества его совсем не удивляли. Он допил вторую бутылку, он был уже пьян. Скоро нужно было уже вставать. Скоро солдаты его должны были прийти и начать грузить подводы, запрягать лошадей, завтракать плотно в дорогу. А он еще не ложился. Он встал и пошел в свои покои, где в теплой кровати спала красивая молодая женщина. И трактирщик пошел, не понимая до конца рад он, что можно лечь спать или не рад, что больше не сможет продать сегодня такого дорогого вина.

Глава девятая