— Это герб славного рода, Ливенбахов, — крикнул второй, — а перед вами Якоб фон Бранц из рода Ливенбахов. А кто вы такой?
— Рыцарь божий, Иероним Фолькоф, приехал сюда волею епископа Вильбурга, что бы забрать мощи, из Ризенкирхе дабы уберечь их от осквернения.
— Господин, — тихо заговорил ближайший к Волкову солдат, — все Ливенбахи чертовы еретики.
— Ливенбахи! — стал припоминать кавалер.
— Так вы чертовы паписты, — крикнул рыцарь, — у вас есть индульгенция, Фолькоф, ваш пес-папа, отпустил вам грехи? Лучше если было бы так, потому что сегодня вы умрете. Или думаете, что у вас хороший конь и вам удастся сбежать.
Он был прав. Волков так и думал.
— Вы зарядили? — спросил он у мальчишек.
— Да господин, мы готовы, — отвечал один из них.
— Убейте у него лошадь, и сразу бегите. Стреляйте, как скажу.
— Господин, может лучше, мы стрельнем в него самого? — спросил тот, что держал мушкет.
— Хотя бы лошадь раньте, — зло зашипел кавалер.
И обернувшись назад крикнул:
— Еган, арбалет.
Если мальчишкам удалось бы убить коня под рыцарем, а ему убить или ранить коня под одним из оруженосцев, его людям, гораздо хуже вооруженным, удалось бы убежать, во всяком случае, многим, если не всем.
Еган переда ему арбалет.
— Приготовьтесь, — скомандовал он, видя, как рыцарь и оруженосцы разворачивают коней, готовиться к рывку.
— Мы готовы, — за всех ответил мальчишка, который, что уже начал целится в рыцаря.
— Как двинется, стреляй, — сказал кавалер.
И мальчишка, тот, что целился, тут же приказал своему товарищу, тому, что держал дымящийся фитиль:
— Запаливай.
Фффссшшпааахх!
Грянул выстрел. Белый клок дыма не спеша поплыл по улице, растворяясь в воздухе.
Все кони на улице вздрогнули, но Волкова волновал только один конь, а этот конь вел себя абсолютно так же как и все. Кавалер смотрел на него и понимал, что рыцарский конь готов кинуться в бой по первой команде ездока. Он был в порядке.
«Промахнулись, недоумки», — с горечью подумал он и глянул на мальчишек, те и не собирались бежать, со знанием дела они чистили ствол мушкета, один из них глянул на Волкова, поймал его взгляд и от души улыбнувшись, сказал:
— Попали.
Кавалер хотел заорать, обругать, сказать, что бы бежали, но в это мгновение, в абсолютной тишине, что стояла на улице, он услыхал звук, повернул голову и увидел как по брусчатке, прыгает, бьет концами по камням, не желая успокаиваться пружинистое рыцарское копье.
А потом на камни упал и щит со знаменитым гербом. Только теперь Волков глянул на рыцаря. Тот сидел на коне, наклонившись чуть вперед, на луку седла, и держал пере собой руку, ладонью вверх, ковшом, словно собирал в нее что то. И то, что он собирал, было кровью, и капала она из шлема.
— Господина ранили, — оглушительно звонко крикнул кто-то, из людей рыцаря.
Да все и так это понимали, оруженосцы подъехали к нему с двух сторон. И вовремя, Георг фон Бранц, фон Ливенбах начал валится с лошади, они едва успели поймать его. Упасть не дали. Поддержали, и повезли прочь, а люди его расступились и снова сомкнулись, пропуская господина себе за спины.
— Господин, мы готовы, — сообщил один из мальчишек, тот, что держал зажженный фитиль. — Говорите в кого палить.
Теперь ситуация изменилась, оруженосцы увозили своего рыцаря, но пешие все остались. Тот, что держал штандарт фон Ливенбаха, видимо сержант, грозно крикнул:
— Ребята, эти папские выродки ранили нашего господина, давайте ка перережем этих папских свиней.
Солдаты его поддержали, загремели оружием, раззадоривая себя.
«А ведь и в правду перережут», — думал кавалер, он отлично понимал, что уж больно неравно вооружены люди фон Ливенбаха и его люди.
Тут же ему в кирасу прилетел арбалетный болт, кирасу не пробил, скользнул и улетел под мышку. А вот Егану досталось, слегка. Болт чиркнул по луке седла, и вошел в ему в ляжку, на палец, не далеко от причинного места. Еган заорал:
— Ранили меня. Господин, меня ранили.
Волков, несмотря на серьезную ситуацию, невольно засмеялся, глянул на него и сказал:
— Ну вот, с почином. И не ори так, то не рана, пустяк.
А люди рыцаря двинулись на них, три пики, четыре алебарды. Плотный строй опытных людей закованных в железо, да два арбалетчика.
— Шаг, ребята, навалимся дружно, — орал сержант со штандартом.
— Хилли-Вилли, — крикнул кавалер, — палите в этого крикуна.
— Запаливай, — крикнул мальчишка, тот, что целился, — я на него давно навел.
Фффссшшшпаааххх!
Снова хлопнул выстрел.
И сержант остановился. В его кирасе чернела дыра, такая, что палец можно было легко в нее засунуть. Колени его стали подгибаться. Он стал сползать по древку штандарта на мостовую, с удивлением глядя именно на Волкова, словно его винил в том, что в него попали. И упал, роняя роскошно вышитый стандарт. Строй солдат врага, остановился в двадцати шагах от людей кавалера.