Мощи святого Леопольда

— Казна разорена, император просит и просит денег, оружия, людей. Только за этот год мы выставили ему даром сто сорок лошадей, на севере еретики, нам нужно и своих ратных людей собирать. А на северо-востоке взбунтовались мужики, недавно в бою с ним погиб славный рыцарь Ланна, — говорил Приор.

— Да, я слышал, — отец Себастиан осенил себя святым знамением. — Мир праху его.

— Мир праху его, — повторил брат Родерик.

— Тем не менее, архиепископ нашел людей и средства, чтобы ограбить Ференбург, — продолжал разговор нунций.

— Я предпринял все, что смог, дабы избежать этого. Испробовал все средства, но у меня не вышло. Уж больно ретив и настойчив головорез, которого наняли для этого воровства.

— И кого же нанял архиепископ?

— Нанимал не он, а епископ Вильбурга.

— Ах, вот как, опять он. Престол уже устал увещевать семейство Вуперталей, эти братцы наносят Церкви большой урон, — нунций вздохнул. — Кровная знать на церковных престолах приносит только вред.

Приор брат Родерик не осмелился ни повторить, ни согласиться вслух с такими словами. Но в душе он был полностью солидарен с нунцием.

— Мне нужна аудиенция у архиепископа, — продолжал отец Себастиан. — Но не простая аудиенция. Нужно, чтобы на ней присутствовали все отцы церкви и все аббаты земли Ланн и окрестных земель. Сможете это устроить?

— Конечно, сразу после рождества они все съедутся сюда. Их легко будет собрать на аудиенцию, но зачем нам это?

— Престол желает знать, кто из отцов встанет на его сторону, а кто будет на стороне архиепископа. Чтобы потом мы могли делать выводы.

— Я все сделаю, все отцы будут на вашей аудиенции, но каковы главные цели собрания, — сказал брат Родерик.

— Первым делом мне нужно собрать денег, дело второе вернуть мощи в храм Ференбурга, уворованное да вернется владельцу, третье дело — наказать вора. И главное, — нунций помолчал, — мы должны показать всем святым отцами и пастве, что в земле Ланна и в округах последнее слово будет не за Руперталями с их древней кровью, а за порядком и добродетелью, что несет Святой Престол.

Брат Родерик, приор ордена Креста святого Андрея и канцлер курфюрста Ланна, был согласен с каждым словам своего наставника:

— Буду молить Господа, чтобы так и было.

Город все больше погружался в праздник. Еда и вино заметно подорожала, да и пиво тоже. Брунхильда и Агнес вернулись из церкви утром возбужденные:

— В городе все готовятся к празднику, — заявила Агнес, бросая на стол платок. — Везде свиней режут, баранов.

— До великого поста еще два месяца, отчего же мяса не поесть, — сказал отец Семион.

— А еще в конце улицы у нас сахар стали продавать в лавке, сегодня открылась, — продолжала Агнес, садясь за стол. — Там печенье и фрукты в сахаре.

А Брунхильда была более серьезна:

— Богатые дома пред воротами ели ставят.

— Зачем это еще? — спросил Волков.

— Не знаю, — сказал красавица.

— Древний обычай, идет со времен пращуров наших, — начал объяснять всем брат Ипполит. — Символизирует вечную жизнь, а для верующих попирание смерти и Воскресение Господа нашего.

— Нам тоже нужно поставить елку у ворот, — сказал Брунхильда.

— Ну, нужно, так нужно, — кавалер глянул на слугу: — Еган, найди елку и поставь перед воротами.

Еган скривился, неохота ему было из теплого дома куда-то переться. Искать елку, ставить ее. Он зыркнул зло на Брунхильду. В другой раз и отпустил бы колкость в ее адрес, да теперь уже был учен, вздохнул и стал собираться. С ним вызвался пойти брат Ипполит. Сам напросился. Заодно хотел зайти в магазин, где торговали книгами, теперь он мог себе это позволить, деньга у него завелась, свою долю он получил после дележа трофеев.

А Волков остался сидеть во главе стола, в тепле. Глядел, как кухарка готовит еду, как помогают ей ее дочери, как отец Семион и Сыч тоже что-то пытаются делать для дома. Он любовался красавицей Хильдой, в пол уха слушал Агнес и был сейчас спокоен. Ему не нужно было мерзнуть на ветру, искать себе пропитание, жечь костер, носить броню. Все это осталось в прошлом. Теперь он мог просто жить, и город Ланн подходил ему для жизни.

Игнасио Роха, по прозвищу Скарафаджо, был счастлив. Он тряс бородой, уже выпил с утра, не умолкал. Он развернул тряпку и положил на стол перед кавалером круглую железную палку в три локтя длинной без малого.

— Она ровная, Яро, такая ровная, что ровнее быть не может. Этот жулик кузнец Руммель взял с меня четыре!.. — он показал Волкову четыре пальца, — четыре талера. Но он сделал все как надо, ствол ровный, и дыра в нем точно по центру, понимаешь. Через пару дней у нас будет новый мушкет.

Кавалер взял в руки ствол повертел, посмотрел, он и вправду был хорошо сделан:

— А что ж запальной дыры он не просверлил?

— Это ерунда, Яков проковыряет, — заварил Роха. — Главное, что ствол ровный, через два дня мушкет будет готов, и мы его попробуем за городом.

— А порох есть?

— Найдем, — сказал Скарафаджо. — И попробуем. Ты понимаешь, Яро, какое это будет большое дело? Ведь никто такое не делает у нас.

Волков понимал, он согласно кивнул. Он видел собственными глазами, как бьет мушкет.