«Еще как обойдемся! — подумал Кудрет. — Идрис сделает все, чтобы обо мне снова распространилась по городу хорошая молва, и недостатка в челобитчиках не будет. Опять начнутся угощения, рестораны, кабаки, как и прежде, крестьяне будут приносить масло, сметану, мед, овощи, фрукты… Как бы обрадовалась мать…»
Огонек, вспыхнувший было в глазах Кудрета, вдруг погас.
— Значит, мать…
— Приказала долго жить. Я думал, ты знаешь, потому и не вспоминал о ней, не хотел бередить рану…
Радость, испытанная Кудретом и от встречи с Идрисом, и от новости, которую он привез, смешалась с горечью утраты. Какое счастье, что жена надумала развестись с ним! Вот только мать до этого не дожила, не вытерпела! А ведь ждать оставалось совсем недолго.
Кудрет тяжело вздохнул:
— Расскажи мне, как ее хоронили.
— Лучше не спрашивай. Я так намучился! Жена твоя и пальцем не пошевельнула. К подружке убежала, к повитухе. Помнишь ее?
— А дочь, сыновья?
— Какой с них спрос? Им ни до кого нет дела. Для себя живут. Кстати, поговаривают, будто твоя дочь…
— Продолжай!
— Знаешь нашего соседа-бакалейщика?
— Ну?
— Говорят, она здорово ему задолжала и теперь с ним живет. И будто сам он или его приемный сын собираются на ней жениться.
Эту новость Кудрет оставил без внимания и спросил:
— А парни?
— Бросили университет и начали работать. Пристроились к родителям своих девиц. Когда ты гастролировал по Анатолии, они завели себе подружек. Словом, у них все в порядке. Так что ты думай только о себе.
— А как жена?
— Решила жить у повитухи.
— Понятно. — Кудрет кивнул. — Если бы не смерть матери, я сказал бы, что вместо одного глаза, о котором я молил, аллах дал мне сразу два…
Они помолчали. Потом Идрис попрощался и ушел.
Итак, Идрис остается здесь. Портативную машинку он привез, остается достать складной столик, немного бумаги и разные мелочи. Это несложно. Теперь можно не беспокоиться. Придется сначала поднатужиться, а потом будут жить припеваючи, лучше прежнего.
— Что это ваш гость так быстро ушел? — поинтересовался писарь.
— Придет еще.
— Для ваших гостей время не ограничено.
— Благодарю.
Кудрет вышел из канцелярии и, когда спускался по лестнице, услышал громкий голос прислужника:
— Кемаль-ага-а-а!
Кудрет остановился. Он сразу понял, что к Кемалю пришла свояченица. Третьего дня она потребовала, чтобы Кемаль-ага познакомил их. После знакомства женщина понравилась Кудрету еще больше. Возможно, его и сейчас пригласят, тогда представится случай еще раз полюбоваться этим прелестным созданием, воплощением женственности.
У двери, выходившей в тюремный двор. Кудрет столкнулся с Кемаль-агой и, хотя прекрасно знал, куда тот направляется, спросил:
— Ты куда?
— Твоя явилась, — хитро подмигнул Кемаль-ага.
«Твоя»… Как приятно это слышать! Она и в самом деле казалась ему своей, близкой.
— Пошли, свояк!
— Право, не знаю… — церемонно проговорил Кудрет, буквально сгорая от нетерпения поскорее ее увидеть.
Кемаль-ага схватил его за руку:
— Знаю, не знаю! Идем!
Свояченица появилась в дверях в тот самый момент, когда они поднимались по лестнице. Кемаль-ага чуть не сказал: «Это она к тебе, а не ко мне», но вовремя сдержался. Не стоило пока так говорить. И без того все ясно. Разве не видел он вчера, как они ворковали, не отрывая друг от друга глаз, и как она обеими руками держала его руку, забыв, что зять стоит совсем рядом? А что с ней творилось, когда пришло время расставаться? «Я по уши влюбилась, зятек», — сказала она как бы в шутку, прикинувшись, будто не хочет, чтобы Кудрет ее слышал.
Да и сам Кудрет все разговоры сводит к свояченице.
Как и в прошлый раз, они сидели в канцелярии; писарь под благовидным предлогом куда-то вышел. Глаза молодой женщины излучали уже не искры, а молнии, пронзавшие Кудрета насквозь. Но женщине он показался невеселым, глаза его заволакивала грусть.
— Вы чем-то расстроены?
Кудрет поднял на нее какой-то растерянный взгляд.
— Не знаю.
— Грусть вам не к лицу.
Ничего не ответив, Кудрет обхватил голову руками.
Кемаль-ага поднялся:
— Схожу за сигаретами и зажигалкой.
Женщина обрадовалась, проводила зятя благодарным взглядом и вдруг припала губами к огромной волосатой руке Кудрета.
— Может быть, мне надо заплакать?
— Почему? — Он взял ее руку, поцеловал.
— Потому что ты грустный.
Кудрет тяжело вздохнул. Женщина схватила его за руку и затрясла:
— Ну, говори же! Ты почему сегодня такой?
— Тошно мне, Слов не найду, чтобы сказать, как нехорошо.
Беспокойство женщины достигло предела.
— Что случилось? Говори же! Или ты хочешь скрыть от меня?
— Не собираюсь я ничего скрывать.
— Тогда рассказывай…
И Кудрет обстоятельно, не торопясь, как и подобало при его солидности, рассказал все по порядку. Как его арестовали и отправили сюда, как в тот самый день у него скончалась мать, а теперь вот жена затеяла бракоразводный процесс. Не сегодня-завтра состоится суд.
Женщина с трудом скрывала свою радость по поводу кончины «бедной мамочки, сущего ангела». Ведь самая лучшая свекровь хуже напасти!
— Выражаю тебе свое соболезнование, дорогой.
Дорогой? От этого слова у него сладко заныло сердце.
— Благодарю!