Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

Кудрет между тем думал о том, как здорово удалось ему досадить председателю. Досадить — не то слово! Он публично его опозорил. Кое в чем председатель, разумеется, прав. Власти только и искали повода, чтобы разогнать партию. Ну и что? В подобных делах нельзя быть чересчур щепетильным. Председатель вилайетского комитета, обжегшись на йогурте, дует на мороженое, боится всего нового, превратил партию в некое подобие хвоста мула, который никогда не станет ни больше, ни меньше. Народ годами мечтал о таких блестящих ораторах, как он, Кудрет Янардаг. Представители правительственной партии без конца кричат, что именно благодаря им Турция не была втянута во вторую мировую войну. Чтобы их скомпрометировать, надо назвать черным то, что они зовут белым, и наоборот. Они хвалятся тем, что спасли Турцию от войны? Значит, надо в пику им заявить: «Здорово вы нагадили! Наша страна — обитель героев! Ее сыновья с самого рождения всем существом своим преданы коню, жене и оружию. Лишить таких храбрецов возможности воевать — все равно что их кастрировать!» Мысль показалась Кудрету гениальной. Он вынул из кармана записную книжку с золотым обрезом и пометил своей великолепной авторучкой: «Разработать тему о кастрировании нации!»

— Что ты там пишешь, дорогой?

— Записал одну идейку, пригодится в будущих выступлениях.

«Но этого мало, — размышлял Кудрет, — надо пойти дальше, гораздо дальше! Необходимо очистить партию от таких трусов, как этот председатель комитета. Это надо сделать во что бы то ни стало. Иначе провала на выборах не избежать. Ведь так было в сорок шестом. Приеду в Анкару — поговорю об этом в партийном центре. Так и скажу: стоит ли оглядываться на конфликт между Либерально-республиканской и Народно-республиканской партиями, если в то время мы еще не пережили второй мировой войны, а во главе государства стоял Мустафа Кемаль? Сейчас Мустафы Кемаля нет, есть Исмет[59], который, кстати, с помощью Шемсеттина-ходжи возродил религию. Это своего рода политика. Отчего же и нам не последовать их примеру?»

— Приехали! — крикнула Нефисе Мыстыку и стала открывать сумочку.

— Опомнись, ханым! — остановил ее Кудрет. — Разве мужчины допустят, чтобы ты платила! К тому же твои деньги у Мыстыка не в ходу!

— Для меня счастье служить вам! — воскликнул извозчик. — Так что ваши деньги у меня и в самом деле не в ходу.

— А ну, удалые! — крикнул он, дернув вожжи, и щелкнул кнутом.

Тощие лошаденки рванули с места, и фаэтон, громыхая, покатил по улице.

— Надо было и Мыстыка пригласить на обед, — спохватилась Нефисе.

— Да… Мысль неплохая, — согласился Идрис.

— Нет уж, — решительно возразил Кудрет. — Об этом и речи быть не может! Пока он на тебя работает, его еще можно терпеть, а потом… Работяга он и есть работяга! Тут и рассуждать нечего!

Нефисе не разделяла таких взглядов, но предпочла не спорить. Ведь Кудрет ее муж, он только что вышел из тюрьмы и околдовал своей речью целую толпу, а председателя вилайетского комитета просто стер с лица земли! Кроме того, он уговорил вступить в партию огромное количество людей. Комитетчики вчетвером едва успевали регистрировать вновь вступивших. Пусть председатель злится, к ней он придраться не может. Не она его опозорила, ее муж. К тому же сам виноват, действовал не так, как нужно. А то, что она дважды согрешила с ним, — никого не касается, только их двоих. Тем более что свидетелей не было. На худой конец, она может от всего отказаться, заявить, что председатель клевещет, потому что зол на ее мужа. Впрочем, на это он не пойдет. Ведь он тоже женат, у него взрослые сыновья, дочери-невесты.

Нефисе нетерпеливо застучала в ворота железным кольцом-колотушкой.

— Кажется, ушли все.

Нефисе заглянула в окно, никакого движения в доме не было.

— К соседям пойти не могли. Они никого тут не знают.

— Надо было ключ с собой взять!

— Мне в голову не пришло, что они куда-нибудь пойдут.

Кудрет разозлился:

— Пошли в гостиницу, что ли… — И тут же подумал, что в гостиницу их не пустят, ведь по гражданскому кодексу они в браке не состоят.

— Дурацкое правило! Придется и в этих делах навести порядок, — проворчал он. — Если бы не этот дерьмовый закон, мы пошли бы в гостиницу и там провели ночь!

— Ты прав, — согласилась Нефисе. — Это было бы прекрасно!

Идрис вспомнил о своей невесте и грустно вздохнул, но не проронил ни слова… Ничего нет удивительного, что их не оказалось дома. Откуда было им знать, что Кудрет уже успел выйти из тюрьмы и даже произнести речь перед многолюдной толпой?

Но Идрис ошибался. Не прошло и пятнадцати минут, как они увидели быстро приближающихся к дому женщин. Оказывается, они узнали, что Кудрет оправдан, помчались в тюрьму, но там его уже не застали. Народ валом валил к зданию вилайетского комитета Новой партии, и они присоединились к толпе…

— Значит, вы слышали, какую речь произнес Кудрет? — спросила Нефисе.

— У нас от радости даже мурашки по спине бегали, — ответила старшая сестра.

— Спасибо, сынок! — сказала мать Нефисе. — Ты наша радость, наша гордость!