Москаль

Клавдия Владимировна своему младшенькому беззаботно обрадовалась. По всему было видно, что об исчезновении старшего сына ей ничего не известно. Когда у нее пропала кошка Калинка, то вся квартира пропахла корвалолом. Есть и более очевидные признаки: если бы она хоть на секунду что–то заподозрила, то замучила бы звонками. «Свово Колю» Клавдия Владимировна не просто любила, но и, как бы это сказать, выделяла. Давным–давно уже Митя почувствовал, что главная материнская ставка делается на старшего брата. От него больше ожидалось, на него больше возлагалось. По первым годам Митя был даже доволен своей тихой, уютной заброшенностью в тени высокого братского авторитета. Это потом он стал догадываться, что строгость и требовательность, обращенные на Аскольда, это высшее семейное отличие, а балование Дира, потакание ему идет от жалости, этого мягкого вида родительской лени. Как говорится, кому много дано, с того и спросится много. С кого не спрашивают ничего ничем и не является. Сломать эту схему Митя пытался, и неоднократно, но всякий его бунт и порыв оканчивался попаданием впросак. То вырвет себе право колоть дрова и рубанет по пальцу, то настоит на том, что пойдет платить за квартиру, а у него хулиганы отнимут деньги. И великолепный Коля идет и выручает сумму из подлых лап, так же как до этого справлялся с дровяными кубометрами.

В какой–то момент Дир решил, что его ошибка в том, что он хочет превзойти Аскольда по Аскольдовой линии, и это глупо. Надо чтобы Дир навязывал миру свое Дирство. Лозунг нового времени был: «Стань непохожим на брата!» То есть почти как Володя Ульянов на Ульянова Сашу. И эта борьба растянулась на годы. Какие только авантюры и заковыристые проекты не прорастали из недр Дирова характера, и главное в них было то, что они всегда должны были располагаться перпендикулярно к линии жизни брата. Но тут к испытывателям жалости в его адрес прибавилась и супруга. Мать и жена одна сатана. Что–то жуткое было в совпадении их отчеств. Две Владимировны на одного неубедительного бунтаря. С содроганием вспоминал он годы своего бесплодного, аляповатого самоутверждения.

Согласие возглавить «Формозу» Дир Сергеевич внутренне определил как свою полную капитуляцию. А что тогда означает его регулярное редакторское самодурство? Не надо себя обманывать, он ведет себя как проститутка, которая капризничает, отлично зная, что ее могут употребить в любой момент, и самым унизительным образом.

Исчезновение Аскольда, надо прямо сказать — какое–то странное, невразумительное — Дир Сергеевич конечно же принял как большой подарок судьбы. Как возможность рассчитаться с вечно победительным братом за все его благодеяния в свой адрес! При этом он больше всего не хотел окончательного исчезновения Аскольда. Рассчитаться с ним можно было только одним образом: спасти его. И спасение в данном случае лучший вид мести. И если не удастся отомстить самому Аскольду, то уж тогда отомстить хищной Украине и вырвать ближайшего родственника из щербатой пасти. Тут уж были некоторая путаница мотивов и нарушение логики, но Дир Сергеевич ощущал свою сердечную правду в этом вопросе. И был предельно серьезен. И считал хохляцких хлопцев под Багдадом уже обреченными. Пусть руками мрачного майора, но дело будет доведено до логической крови.

— Здравствуй, мама, здравствуй!

Сел за стол на кухне, покрытый кристально чистой скатертью, подивился особой аккуратности и порядку вокруг. И вместе с тем уловил неистребимый стариковский запах, не перебиваемый никакой личной чистоплотностью: жир с карамелью.

— У меня блинчики с мясом. Разогрею.

Клавдия Владимировна нависла над плитой. Когда женщина кормит кого–то, она неуязвима. А сказать ей про Аскольда придется. Господи, поймал себя Дир Сергеевич, что уж и к матери у него появляется какое–то мстительное чувство! Урод! Действует на нервы ее непробиваемая беззаботность? Ты для чего к ней приехал?! Надоело слышать ее спокойный голос в телефоне? Выверт все того же комплекса: если мать не знает, что Коля в плену, то Митя тем самым остается по–прежнему на втором месте? Но с другой стороны, если она узнает обо всем, то ее чувства к Аскольду возрастут в сто раз. Возрастут–то возрастут, но это будут жалостливые чувства. Вот чего хочется Мите — хочется, чтобы стали жалеть наконец не его, а великого удачника Аскольда. Проколовшегося Аскольда, давшего слабину Аскольда. И еще одна подлость: если он, Митя, спасет брата Колю, то Клавдия Владимировна никак не отметит в своем сердце Митю, если не будет знать, что Коля пропадал.

— Со сметанкой? — спросила Клавдия Владимировна, уже навалив на блины сметану. Вот так всегда, его выбор никогда не принимали всерьез, даже когда им интересовались.