«Москаль». Наш человек – лучший ас Сталина

Посерьезнев, Николай Сидорович открыл кожаную папку, которую держал в руке, и достал оттуда пакет.

– Это вам, Павел Васильевич.

На пакете ничего не значилось, а внутри лежал сложенный лист бумаги, на котором размашистым сталинским почерком было написано:

«Тов. Рычагов!

Мы знаем о вашей деятельности, направленной против немецко-фашистских захватчиков, однако не считаем полезным – пока – поручать вам дела, требующие большой ответственности. Надо сначала заслужить доверие. С 30.06.41 вы назначаетесь командиром 3-й эскадрильи 122-го ИАП.

Это письмо получено вами потому, что мы убедились – все, что касается июньских событий, о которых было сообщено в известной тетрадке, полностью соответствует действительности.

Надеюсь, вы по-прежнему способны «вызывать духов», тов. Рычагов? Тетрадка содержит сведения о том, что происходило в 1941–1945 годах. Нас интересует, что происходило после войны. Кратко и сжато, с указанием дат и фамилий. Настоятельно прошу указать дату моей смерти. Ответ передадите с Власиком».

Внизу стояли печать и подпись красным карандашом: «И.Ст.»

Иван перечитал письмо и аккуратно сложил листок.

– Мне поручено дождаться ответа, – сказал Власик.

Жилин кивнул.

– Бумага есть?

– Вот.

Николай Сидорович протянул Ивану с десяток листов, пронумерованных и отмеченных в углу бледно-фиолетовыми штампами «ОВ» – «Особой важности».

Достав самописку, Жилин кое-как притулился у подоконника.

– Я подожду на улице, Павел Васильевич.

– Хорошо. Постараюсь не задержать.

Власик кивнул и вышел, а Иван принялся живописать будущее.

Хотя, чем он мог помочь вождю?

Упомянуть о месторождении алмазов в Якутии или в Западной Сибири? А где конкретно? На какой глубине?

Даже в тетрадке, которая оказалась на столе перед Сталиным, Жилин честно признался, что не все изложенные факты он помнит точно, а посему, дабы не ошибиться, приводит «расплывчатые» даты, вроде «в конце месяца» или «в начале лета».

Хотя многое помнится точно: Смоленское сражение и Витебское, Сталинград, Курская дуга – он там был, воевал и выжил.

Но и в этих, четко датированных событиях, кроется семя несбыточности – если Ставка воспользуется «премудрой тетрадкой», стратегия изменится, поскольку другой станет реальность. И есть надежда, что губительных ошибок, допущенных «в тот раз», удастся избежать.

Планы германского Генштаба останутся прежними вплоть до 42-го года – хваленый немецкий орднунг просто не позволит даже Гудериану или Клейсту менять время и ход разработанных операций. Однако перемены с советской стороны повлияют на даты – они «поплывут». Уже поплыли.

Вроде бы все происходит так же, как и тогда, но с запаздыванием в два-три, в три-четыре дня. И это не просто перерывы, да передышки – это несколько «лишних» суток, чтобы бить врага и отходить, сохраняя боевые порядки.

Об этих изменениях Сталин предупрежден, но это все тактика да стратегия. А техника?

Что он знает о конструкции турбореактивного двигателя или простенького «компутера» вроде БЭСМ?

Или, скажем, такая дрянь, как напалм. Он бы с удовольствием забросал напалмовыми бомбами немецкие окопы – грейтесь, арийцы недоделанные! – да только что это такое – напалм? Из чего его делать и как? Все, что удержалось в памяти, касается самого названия – «сборки» из нафтеновой и пальмитиновой кислот. Напалм. Загущенный бензин, короче.

И как, здорово это поможет оружейникам? Ну хоть намек…

Хоть что-то. И Жилин начал: