Москау

Я не могу сказать, что раздавлен свалившейся на меня новостью. Да, потрясён до основания души, но в аптечку за успокоительным не полез и на пол без сознания не рухнул. Уже сказано: в последнее время вокруг меня творилось слишком много странного, кошмарного и, скажем так, охуительного. Обычно я не употребляю подобных слов даже в мыслях (жрецы моего ранга по-скандинавски сдержанны), но иначе при всём желании не изъяснишься. Плавящая разум информация вполне укладывается в бешеную карусель событий на улицах Москау, Урадзиосутоку и Лос-Анджелеса. Ольга права, у меня под рукой сразу несколько вариантов:

1) Безоговорочно поверить ей на слово.

2) Констатировать, что она больна шизофренией.

3) Посетить психиатра и убедиться: шизофрения у нас обоих.

Презрев аккуратность, мы валяемся на покрывале оранжевой кровати в номере Сорокина. Не спали всю ночь, только разговаривали – и выговорились на славу.

Я даже не знаю, о чём бы ещё спросить.

– Скажите… вас саму ЭТО хоть немного удивляло?

– Конечно. Когда случилось впервые, я едва с ума не сошла. Самое простое объяснение – галлюцинации. Переутомление, недосып… Да что там, элементарное сумасшествие. Я запоем читала книги по психиатрии. Бывают такие видения, когда можно осязать мираж пальцами. А я не только видела – я всё ощущала. Могла поздороваться с человеком за руку, прикоснуться к шершавой стене дома, вдохнуть запах костра. Раза после шестого я уверилась: нет никакого бреда… то, что я вижу, – это явь, а не сон. Знаете, мне даже не с кем было об этом поговорить. Даже Сергей, мой добрый друг, решил бы, что я свихнулась. Меня уволят, а затем депортируют в Африку.

Да, это верно. Лично я отправил бы её в Африку прямо сейчас.

– Вы что-то помните… из ТОГО времени?

– Очень мало. Я ребёнок… мне, кажется, три года, что-то около того. Я люблю играть, у меня есть тряпичная кукла Нюша с соломенными волосами и крашеные деревянные дощечки. Смутно помню женщину, что брала меня на руки, думаю, это моя мама. Я глажу котёнка, прячусь на огороде среди лопухов… ем малину, и щёки у меня перемазаны красным. Красное… Я долго потом не выносила этот цвет. Он вызывал панику, чувство страха, отчаяния. Много лет подряд я закрывала глаза и видела одну и ту же картину; солдат в болотной форме стреляет в мою мать… и у нее пятна на груди… малинового цвета… Представляете? Как будто сразу раздавили горстку ягод…

Да, мне тоже не мешает успокоиться.

– А потом… Произошло ТО САМОЕ?

– Да, да… Вспышка огня. Очень яркая. Грохот, рвущий уши, страшный рёв, крики. Всё вокруг плывёт, исчезает в пламени. Я потеряла сознание. Когда очнулась, то была уже в другом месте… Чужом и незнакомом. Я кричала и плакала до хрипа, потом уснула. Позднее мои приёмные родители рассказали, какой для них это был шок. Утром они ушли на работу, вечером вернулись, а в гостиной на ковре спит трёхлетняя девочка. Мои здешние папа и мама были верующими… не в вашу Вальгаллу, а в Иисуса Христа. Они восприняли моё появление как дар небес, ведь своих детей у них не было. По закону, «бесхозный» ребёнок подлежал обязательной сдаче в «Лебенсборн», но у родителей были связи: мама работала гримёршей на телевидении, папа проектировал одежду для сотрудников Министерства просвещения и пропаганды. Тест ДНК показал, что у меня арийская кровь, остальное уже не составляло проблем – либо дали взятку, либо договорились по дружбе. Руссландский стиль жизни «помоги брату по блату» никакой Третий рейх не перебьёт. Год за годом я просыпалась ночью с криками, в слезах: мне снился и тот солдат, и другие существа в болотных мундирах. Психиатру меня не показывали: если диагноз «шизофрения» подтвердится, не спасут никакие связи. Родители любили меня и очень баловали. Оба умерли от лейкемии, как многие в Москау, когда мне исполнилось двадцать.

Она вновь тянется за сигаретой. Пепельница переполнена окурками.

– Вы помните своё настоящее имя?

– Нет. Когда перемещения пошли потоком, мне было четырнадцать. Я попадала в разные временные отрезки и всегда слышала от людей ТАМ одно и то же: деревня Алексеевское сожжена полностью, никто из жителей не уцелел. Карательная операция СС, наказание за атаку партизан на патруль. Взрослых перестреляли, а детей заперли в доме на окраине и закидали гранатами. Все погибли. Точнее… почти все.

Сердце сжимает ледяным кулаком:

– Я тоже это видел… Солдаты в противогазах… Пальба по всему живому. Играет весёлый марш, пулемётчик смеётся. Я был уверен – это горячечный бред, галлюцинация…

Она качает головой. Выпускает колечками дым изо рта.