— Ваша держава не имеет общих границ с моим отечеством. Война между Веной и Московией исключена. Я не боюсь, что изобретение будет использовано во вред моему народу.
— Ответ еще более откровенный, чем предыдущие, но несколько обидный для нас. Следовательно, если бы у нас была общая граница с Московией, вы не приехали бы к нашему двору?
— Вероятно, вы правы, — спокойно ответил изобретатель. — Но общих границ нет и воевать с моей страной вы не собираетесь, только потому я здесь, в Вене.
— Еще нам хотелось бы знать, почему, обладая столь выдающимися талантами в артиллерийских науках, вы решились использовать их не в молодости, а в возрасте уже преклонном? Почему, другими словами, вы не придумали свою пушку раньше?
— Ваше высочество, изобретения случаются не по заказу, а в момент, когда счастливая мысль посещает изобретателя. Но ваш вопрос с несомненностью изобличает проницательный ум. Имея значительный опыт в военном деле, я до нынешней поры не желал использовать свои таланты для усовершенствования орудий смертоубийства.
— Какая же крайность заставила вас теперь отступить от своего правила?
— Мне нужны деньги.
— Для выпуска книг?
— Да, для выпуска книг и открытия школ.
— Странно: вы продаете пушки, чтобы открыть школы…
— Другого выхода у меня нет.
— Мы подумаем…
Большего от императора и эрцгерцога добиться не удалось. Вечером, возвратившись в отведенную ему комнату, Федоров обнаружил, что в его вещах рылись. Наверное, искали более детальных чертежей. Он понял, что в Вене его постараются обмануть. И тогда ночью, разобрав пушку и выбросив самые ценные детали в Дунай, старый печатник бежал из императорской столицы. Он боялся, что за ним снарядят погоню.
Но Рудольф, когда ему доложили о побеге, лишь рукой махнул:
— Ничего. Нам эта пушка все равно не по карману. Слишком дорого запросил русский инженер…
В Богемии повсюду были чистые и удобные постоялые дворы. По ночам Федоров лежал без сна, ворочался под легкими дорогими пуховиками. Что оставит он после себя, кроме долгов? На что потратил свою жизнь?
Русские школы открыть не сумел. Большую типографию, которая выпускала бы не две-три, а тридцать книг в год, не построил. И сейчас, на старости лет, начал азартную игру с императорами и королями. Он не придумал других способов раздобыть денег. А без денег не будет ни школ, ни типографий…
Он пытался вспомнить Москву — темные улицы, широкие, не европейские бороды, царя Ивана, человека с пугливым взглядом, с птичьей головкой, поросшей редкими рыжими волосами.
Удобны постоялые дворы в Богемии. Хороши здесь и одеяла лебяжьего пуха. Но не спалось печатнику.
Он вспомнил последнюю встречу с Острожским. Что, если прав был князь — один человек, без войска, без денег, без верных и послушных сатрапов, не в силах ничего изменить в этом мире?
Но нет, он не сдастся. Он сделает то, чего не хотели сделать ни царь Иван, ни князь Константин, ни гетман Ходкевич. Он напечатает тысячи книг, по которым в Москве и Львове, Вильно и Киеве будут учиться читать и писать. И для этого он сейчас отправится в Краков к Баторию. Ему он, конечно, не предложит ни разборную пушку, ни ручную бомбарду. Он постарается получить заказ на парадную пушку, которая служила бы украшением лагеря короля, но не дала бы ему преимуществ в возможной войне с Москвой. А бомбарду он предложит какой-нибудь нейтральной стране, например Саксонии. Только бы получить деньги.
И ночью он пишет письмо саксонскому курфюрсту Августу: