Московии таинственный посол

«…Многочисленные славнейшие знатоки военного дела склонили меня своими советами к тому, чтобы я осмелился послать настоящее письмо Вашему пресветлому величеству… Поскольку я много и долго занимался военной практикою, я вознамерился посланный мне от бога в той области талант показать не пустословием, а самой практикой… Я обратился к его священному величеству императору Рудольфу в Вену с сим изобретением. К тому времени я уже на собственные средства изготовил одну модель составленной из отдельных частей пушки. Эту модель лично осматривали император и эрцгерцог и высказались о ней с полным одобрением. Они настойчиво добивались от меня услышать, в чем заключается секрет обращения с этой пушкой и суть ее действия. Я готов был открыть его и показать им ее действие, но только на определенных условиях, на которые они не согласились… Поэтому я решил с моим секретным изобретением обратиться к Вашему светлейшему величеству. Оно заключается в том, что по желанию каждая такая секретная пушка может быть разобрана на точно определенные составные части — на 50, 100 и даже, если нужно, на 200, соответственно калибру и величине каждой пушки… Готовые к употреблению части такой установки можно было доделать и дополнить в количестве до 50 в течение трех суток. Если бы какая-либо из пушек разорвалась, будет повреждена только одна ее часть, а не все орудие. Если бы торопила обстановка или враг наступал, такие пушки можно было бы разобрать и разместить в нужных местах в течение одного дня. Для перевозки таких пушек не требуется ни специальных ящиков, ни повозок с железными ободьями колес… Кроме того, я сделал еще другое изобретение в области ручных бомбард. Сто таких бомбард могут причинить врагу такой же урон, как 400 тех, которые ныне употребляются…»

* * *

Письмо будет найдено в Саксонском тайном архиве через 390 лет после смерти Ивана Федорова. Мы так и не знаем по сей день, получил ли Федоров ответ на это письмо.

Баторий

— Ну, садись! — сказал король и улыбнулся. Весело сверкнули зубы. А лицо у Батория было смуглое, с гладкой кожей. Движения легкие, точные, свободные. — Садись, печатник. Может быть, теперь тебя следует именовать пушкарем? Я познакомился с чертежами твоей пушки. Красиво. Только скажи, для чего мне такая пушка? Для парадов? Мне нужны пушки простые и дешевые. Придумал бы ты такую, чтобы заряжали ее не с дула, а как-нибудь сбоку или сзади. Да и чтоб после выстрела прицел не сбивался. Воз золота дам. Или же хороший фольварк подарю. Шляхтичем станешь. Я не побоюсь, что ты русский. Да и сам я не поляк. Что с того? Зато — польский король. Не тот поляк, кого польская мать родила, а тот, кто под польскими знаменами под ядра ходит.

Федоров сел, поморщившись. После долгой дороги болели колени и поясница. Он чувствовал себя неловко в Вавеле. Он давно здесь не бывал. А сейчас, до визита к Баторию, успел лишь сходить на могилу поэта Каллимаха. Надгробие Каллимаха работы известного скульптора Вита Ствоша Федоров считал выдающимся произведением искусства. Сейчас он зарисовал работу Ствоша. Дома, во Львове, они с Пилиповичем решат, какое надгробие ставить на могиле Геворка: то, проект которого он сделал еще в Остроге, или же более простое. Оно должно быть не хуже, чем шедевр Ствоша.