Важнейшей чертой исследуемого периода, по наблюдениям Бахрушина, было значительное развитие ремесла. Бурное ремесленное производство «способствовало отделению города от деревни»[1384]
, что ускорило процесс формирования рынка, поскольку городское население все больше нуждалось в продуктах питания. С развитием ремесла изменился и характер русского города. Если в предыдущее время, в эпоху феодальной раздробленности, он носил характер «разросшейся владельческой усадьбы», то в XVI в. «город выступает уже с чертами значительного торгово-промышленного центра»[1385]. Значительным ремесленным центром была Москва, чему автор посвятил отдельный очерк[1386].Экономическое развитие города и деревни, в изображении автора, привело и к социальной дифференциации, что в свою очередь питало классовую борьбу в городах и сельской местности[1387]
. Таким образом, Бахрушин, следуя канону марксистского исследования, значительное место отводил классовой борьбе. Феодальная борьба, по мнению автора, шла по двум линиям: «…Во-первых, была антифеодальная борьба „черных“ тяглых людей города против феодального строя и господствующего класса феодалов. С другой стороны, разгоралась борьба между „низами“ городского населения и выдающейся из его массы кучкой богатых посадских людей»[1388]. Заметим, что в своих «домарксистских» работах Бахрушин всегда выводил классовую борьбу на периферию исследования.Развитие ремесла и сельского хозяйства привело к территориальному разделению труда, в процессе которого разные районы все отчетливее специализировались на различных формах хозяйствования. Это, в свою очередь, привело к появлению рыночных центров. По мнению Бахрушина, уже в XVI в. «вся страна покрылась сетью больших и малых рыночных центров, объединявших в первую очередь свои округа»[1389]
. Все это «стягивало» страну в единое экономическое пространство. «Процессу установления хозяйственных связей между отдельными областями Русского государства способствовал рост торговых связей с Западной Европой и Востоком, поскольку расширение внешней торговли, предъявлявшей повышенный спрос на русское сырье, усиливало скупку и привоз его из разных местностей в центральные пункты сбыта»[1390], – добавлял автор. Историк выделял следующие хозяйственные районы: а) районы железоделательного производства (Серпухов, Тула, Новгород, Тихвин и т. д.); б) меднолитейного производства (Москва, Псков); в) кожевенного производства (Волоколамск, Вологда, Новгород и т. д.); г) выделки сукна (монастыри, Поморье); д) производства полотна и холста (новгородско-псковская область); е) деревообделочного производства (Новгородская область, Тверь и т. д.); ж) гончарного производства (Москва, Смоленск); з) мыловарения (Вологда); и) иконописания (Москва, Новгород, Псков и т. д.)[1391].Развитие рынка способствовало образованию новых типов городских поселений. Историк выделял частновладельческие городки, появившиеся еще в эпоху феодальной раздробленности, поселения городского типа, сформировавшиеся вокруг монастырей. Новой формой городского поселения стало село, благодаря своему выгодному положению на торговых путях приобретшее черты города[1392]
.Книга не была завершена. Работая над ней, автор привлек огромное количество архивного материала, творчески переработал идеи дореволюционной и советской историографии. Он предложил очень стройную и целостную концепцию, ставшую основой для дальнейших исследований. В основе ее лежала градоцентрическая концепция, сутью которой было представление о том, что города являлись первоочередной основой экономического развития. В монографии отчетливо проявился новый подход к историческому исследованию, ставший типичным для советских историков, когда указания классиков марксизма и конкретно-исторических исследования теснейшим образом переплетались, образуя неразрывную (и надо сказать, зачастую научноплодотворную) связь. Впрочем, главный тезис историка о том, что всероссийский рынок начал складываться во второй половине XVI в., был немного скорректирован. Возобладала точка зрения, что «вернее считать временем нарастания такого рода прогрессивных явлений в экономике доопричный период»[1393]
.Идеологические кампании «позднего сталинизма» окончательно разрушили сообщество московских историков. Говорить о едином сообществе московских историков в 1940-е гг. уже не приходится. Страх перед очередным витком репрессий разрушил годами складывавшиеся научные и личностные связи. В этих условиях сработал известный лозунг: «Каждый сам за себя!». Несмотря на внешний неблагоприятный фон, Яковлев, Веселовский и Бахрушин подготовили по фундаментальной монографии, которые стали заметными вехами в отечественной историографии. Все они вызвали оживленную (зачастую неакадемическую) полемику. Эти книги стали как бы завещанием выдающихся историков последующим поколениям ученых.
Заключение