Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина

Трудности в анализе писцовых книг автор объяснял и русской психологией: «Русский человек всегда обладал способностью и умением работать сообща, артелью; с другой стороны, общеславянская черта – склонность к раздорам и несогласиям – никогда не была ему чужой»[407]. Более того, русское общество, по мнению, Готье находилось тогда в «полумладенческом состоянии» и не было готово к современному пониманию государственных проблем. В этом утверждении автор, вольно или невольно, повторил знаменитую теорию Дж. Вико о разных возрастах в истории общества, в русской историографии получившую воплощение в работах С.М. Соловьева[408]. Более того, считал Готье, сама идея государственной переписи намного опережала «культурное развитие русского общества»[409].

Отдельную часть труда историк посвятил анализу терминологии писцовых и переписных книг. На отсутствие такого анализа у Рожкова как негативную черту указывал Ключевский[410]. Неправильное понимание значения тех или иных понятий, по словам Ключевского, привело к тому, что картина, предложенная Рожковым, оказалась значительно искаженной. Готье учел и эту часть критики. Он тщательно изучил многочисленную историческую терминологию, связанную с аграрной историей XVII в. Особенно он остановился на анализе термина «наезжая пашня». Если Рожков считал, что это показатель упадка хлебопашества, так как свидетельствует, что «пахали наездом», то Ключевский предполагал, что это указывает не на упадок, а на распространение земледелия вширь. Решение Готье отличалось от обеих точек зрения, хотя и была ближе к пониманию Ключевского. По его мнению, «пашня наезжая – всегда пашня в пустоши», которая не свидетельствует об упадке сельского хозяйства из-за своего малого распространения[411]. Определил свое отношение Готье и к вопросу о классификации земель. Как известно, в XVI–XVII вв. они делились на «добрые, средние, худые и добрехудые». По мнению Рожкова, земли делили не только на основании урожая, но и на основании наблюдения над почвами[412]. Готье посчитал это наблюдение чрезмерным и присоединился к мнению, что основой деления земель были показатели урожайности[413].

Подводя итоги, Готье достаточно оптимистично оценил значение книг как исторического источника. Он признал, что цифровые данные в них требуют очень осторожного обращения, но при этом подчеркнул: «Кроме внешней достоверности есть еще достоверность внутренняя»[414]. Поэтому, считал он, данные о населении и его благосостоянии хотя и расходятся с действительностью, тем не менее «можно придти к заключению, что взаимное отношение их остается очень близким к истинному, и таким образом, процесс изменений в истории населения может быть изучаем при помощи наших источников с достаточным приближением к истине»[415]. Автор указал на то, что нужно «всегда помнить о широком замысле и его искаженном выполнении и принимать во внимание неточности, недостатки и промахи… присущие… историческим источникам»[416].

Первая глава книги Готье носила источниковедческий характер, что было не свойственно большинству московских историков. Например, П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер и М.М. Богословский в первых главах своих монографий либо вводили изучаемую тему в общеисторический контекст, либо обозначали свои концептуальные соображения. Необходимость источниковедческого введения объясняется не только сложностью и спорностью писцовых книг как источника, но и постепенным осознанием в среде профессиональных историков важности источниковедческих штудий для повышения информационной отдачи материалов. Стоит отметить, что такой подход был более характерен для Петербургской школы историков, где традиции К.Н. Бестужева-Рюмина[417], задавшего источниковедческий вектор развитию изучения истории России в Петербургском университете, способствовали формированию теоретического источниковедения, чего не произошло в Москве. Данный пример также указывает на постепенное сближение Петербургской и Московской школ.

Вторая глава исследования Готье получила название «Территория края и ее историческое значение». Одним из первых обстоятельное описание исторической географии Московского государства XVI–XVII в. предложил С.Ф. Платонов в своем фундаментальном труде о Смутном времени[418]. Несмотря на принадлежность Платонова к петербургской традиции историописания, в этом факте проявилось большое влияние концепции Соловьева и Ключевского об определяющем значении природного и колонизационного фактора в русской истории. Подобную попытку можно наблюдать и в вышедшем практически одновременно с трудом Платонова исследовании Рожкова о сельском хозяйстве XVI в.[419]. Поэтому появление данной главы в работе Готье следует связывать с московской традицией исследований.