Московская историческая школа в первой половине XX века. Научное творчество Ю. В. Готье, С. Б. Веселовского, А. И. Яковлева и С. В. Бахрушина

Историк, в отличие от рядовых, граждан имеет возможность рассмотреть текущие события в исторической перспективе. Опыт, накопленный в ходе изучения прошлого, помогает смотреть на настоящее критичнее. Давно замечено, что люди, пережившие крупные исторические события, обладают особой исторической интуицией. Наступившая революционная эпоха стала переломной для судеб и научного творчества российских историков, заставив почувствовать динамику исторических процессов на себе. Революционная эпоха разрушила сложившийся мир, радикально изменив условия быта и научного творчества.

Но в начале 1917 г. все шло, казалось, своим чередом. Для Веселовского 1917 г. начинался ожиданием решения о присвоении ему степени доктора наук Московского университета. Получение степени открывало дорогу на университетскую кафедру, что окончательно стало бы свидетельством признания со стороны коллег. Вопрос о присуждении ему степени за монографию «Сошное письмо», минуя магистерские экзамены, был поднят еще в 1915 г. сразу после выхода первого тома исследования. Но в университете у Веселовского было немало недоброжелателей (например, Богословский), которые всячески тормозили этот процесс[791]. Историку покровительствовал известный историк-юрист, заведующий кафедрой истории русского права А.Н. Филиппов, предложивший приват-доцентуру на юридическом факультете[792]. 4 октября 1916 г. юридический факультет принял единогласное решение о присуждении степени доктора honoris causa[793], но это решение еще надо было провести через совет университета. Только 27 мая 1917 г. Веселовскому предоставили искомую степень[794].

Еще одним событием, приобретшим особую важность для историка в это время, стало его знакомство с И.А. Буниным. Очень быстро выяснилось, что их взгляды на многие вопросы совпадают, и между ними «установились очень простые и естественные отношения»[795]. В частности, они сошлись в скептическом отношении к русской интеллигенции. Поэтому не случайно, что в романе И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» упоминается книга Веселовского «Сошное письмо»[796]. Веселовский ввел Бунина в круг московских историков. Сын Веселовского, Всеволод, вспоминал: «Бунина видимо интересовали профессора, собиравшиеся у нас. Он как-то назвал их сверхинтеллигентами»[797]. В ходе встреч обсуждались самые злободневные вопросы, шли споры о судьбах России, русского народа. Так, Яковлев язвительно говорил, что «русская государственность имеет три основания: 1) русские против внешних врагов сражаются как львы, 2) между собой человек человеку – волк, 3) перед начальством – „чего изволите?“, по-собачьи»[798]. Веселовский скептически смотрел на особенности развития России. Он считал, что у огромной империи отсутствует внутренняя связь. Нет «настоящего патриотизма и национализма». Более того, «Россия развалится при внутренних или внешних потрясениях. Признаки государственного разложения уже есть»[799]. Собеседники не соглашались с Веселовским, указывая, что процесс культурного развития прогрессирует.

Между тем, ситуация в стране накалялась. Еще незадолго до свержения царской власти Веселовский утверждал в письме С.Ф. Платонову, что паралич аппарата власти может привести к скорому перевороту[800]. Догадывался ли он, что события будут развиваться столь стремительно?

26 февраля до Веселовского дошел слух, что в Петрограде произошел военный мятеж. На следующий день стало ясно, что старое правительство свергнуто. Историк со свойственной ему настороженностью отнесся к революции: «Словом, достукались, а что из этого выйдет, невозможно предвидеть»[801]. Кроме того, историк был настолько погружен в свою научно-исследовательскую работу, что в первое время рассматривал случившиеся события как досадную помеху для работы. Только спустя некоторое время он все больше внимания начинает уделять анализу случившегося.

Для осмысления событий историк мобилизовал всю свою эрудицию: познания не только в области истории, но и юриспруденции и политэкономии. Тема истоков и последствий революции станет центральной на страницах его дневника. Революцию он расценивал не как социальную, а как политическую, произошедшую из-за недовольства старым режимом всех слоев населения. Но новую власть он не рассматривал как адекватную замену. При этом он уже тогда отмечал, что после «единения всех классов и сословий… неминуемо при нашем отсутствии государственного, национального и правового смысла начнется расслоение, а затем жестокая борьба»[802]. К сожалению, данный прогноз полностью сбылся. Российское государство он назвал «историческим недоразумением», утверждая, что еще в 1905 г. предрекал его скорое падение[803]. Причину деградации нации он видел в слабости национального самосознания, что ярко проявилось в разложении армии.