Московская хроника 1584-1613

Другим основанием для отнесения Буссова к числу своеобразных участников восстания Болотникова может служить доброжелательный и сочувственный характер описания в Хронике Буссова событий восстания Болотникова и особенно отношение Буссова к личности самого Болотникова, которого он рисует мужественным, энергичным вождем, человеком своего слова, способным пожертвовать жизнью за дело, которому он себя посвятил. Такая позиция Буссова превращает его в своего рода историка восстания Болотникова, придавая особую ценность разделам его Хроники, посвященным Болотникову.

Победа Шуйского над Болотниковым застает Буссова в Калуге, и он надолго оседает там — вплоть до отъезда (уже после убийства Лжедимитрия II) в 1611 г. из Калуги под Смоленск, к польскому королю Сигизмунду III, о чем сообщает сам Буссов (стр. 130).

То, что Буссов оказался вне обоих основных политических центров — Москвы и Тушина, поставило его несколько в стороне от главных событий борьбы между Шуйским и Лжедимитрием II. Этим можно объяснить усиление биографических моментов в последней части Хроники Буссова, где очень большое место занимает описание всевозможных приключений и злоключений немцев при Лжедимитрии II, причем среди этих немцев оказывается и сам Буссов.

Буссов отмечает два этапа во взаимоотношениях Лжедимитрия II и немцев: “Сначала Димитрий очень благоволил немцам”, но затем, после бегства из Тушина в Калугу, “стал злейшим врагом немцев” (стр. 163). Это выразилось в том, что если вначале немцы получили от Лжедимитрия II “превосходные поместья” “за верную службу” (стр. 168), то затем Лжедимитрий “отнял у немцев все их поместья, потом он забрал у них дома и дворы со всем, что в них там было..., он запретил нам даже наше богослужение, и мы, бедные люди, пребывали в это время в немалой скорби и тревоге” (стр. 163).

Надо сказать, однако, что Буссов даже в столь мрачной обстановке сумел если и не полностью избежать всех бед и напастей, обрушившихся на головы бедных немцев, то во всяком случае сохранил и жизнь и даже какую-то часть имущества. В этом отношении чрезвычайно показательна выразительная деталь в длинном рассказе-повести о 52 козельских немцах, спасенных летом 1610 г. пастором Мартином Бером от казни, которой их собирался предать Лжедимитрий II, по обвинению в намерении сдать Козельск польскому королю.

Рассказав о том, что немцы, доставленные из Козельска в Калугу, ожидали решения своей участи, в то время как Мартин Бер через Марину Мнишек добивался их помилования, Буссов продолжает: “И вот, когда немцы в глубокой печали собрались у меня дома и каждый готовился к исповеди, отпущению грехов и причастию, пришел старший каморник царицы с радостной вестью и сказал, чтобы мы больше не грустили, а радовались, ибо царский гнев утих, царица добилась для нас помилования...” (стр. 171).

Итак, “дом” Буссова в Калуге оказывается не только местом, собирающим всех немцев, но и своего рода центром, откуда велись сношения с Мариной Мнишек и куда является доверенное лицо Марины, ее “старший каморник”, с сообщением о помиловании немцев, — по-видимому, тот же Юрген Кребсберг, немец “родом из Померании”, “самый преданный каморник царицы”, который фигурирует в рассказе Буссова о бегстве Марины из Дмитрова в Калугу (стр. 164).

Если к этому добавить, что в числе “козельских немцев” Буссов называет “ротмистра Давида Гильбертса, прапорщика Томаса Морица и двух дворян из Лифляндии, Иоганна фон Рейнина и Рейнгольда Энгельгардта” (стр. 169), то и роль, которую играл “дом” Буссова для немцев, находившихся у Лжедимитрия II, и положение, занимаемое хозяином этого “дома” в Калуге, должны быть охарактеризованы как весьма видные и прочные. А переезд, после истории с козельскими немцами, Мартина Бера из Козельска в Калугу (стр. 173) несомненно еще более укрепил положение Буссова (тестя Мартина Бера).

Буссов прожил в Калуге до 1611 г., когда он уехал оттуда в лагерь короля Сигизмунда III под Смоленск. В разделах своей Хроники, посвященных событиям 1614 г., Буссов ничего не говорит ни о причинах и обстоятельствах, побудивших его уехать из Калуги, ни о самом факте отъезда под Смоленск. Ничего нельзя извлечь оттуда и для выяснения того, чем занимался Буссов в последний год своего пребывания в Калуге.

Об отъезде Буссова из Калуги говорится в автобиографической приписке к помещенному в конце главы VII — о смерти Лжедимитрия 1 — рассказу о том, как Марина Мнишек “потом”, находясь “в заключении”, предавалась горестным размышлениям о своей судьбе (стр. 129-130). Этот рассказ Буссов заканчивает благочестивыми пожеланиями об избавлении Марины “от всех ее горестей и несчастий, в которых я оставил ее позже, в 1611 г., в городе Калуге, направляясь в лагерь к его королевскому величеству королю Польскому и пр. под Смоленск” (стр. 130).