Московская стена

Махнув рукой, Голдстон тронулся дальше. Наконец, впереди начал нарастать шум людских голосов. Улочка, изобразив еще пару заковыристых поворотов, оборвалась каменной лестницей и влилась в кишащую людьми круглую площадь, где Голдстон немедленно впал в ступор. Никогда в жизни он не видел столько рыжеволосых людей в одном месте. Его взгляд беспомощно скользил по головам, из которых едва ли не каждая вторая была рыжей.

– Ищете кого-то? Наверное рыжего?

Он оглянулся. Рядом стоял полненький, услужливо улыбающийся человечек в круглых золотых очках. Захотелось коротко, без размаха, вмазать снизу вверх прямо по ухмыляющейся челюсти. Но Голдстон все-таки удержался. Ответил коротко:

– Угадали.

– Да вот же он!

Человечек ткнул пальцем в самый центр площади.

– Где? Где?

– Да вот же! Разве не видите?

Голдстон разочарованно сплюнул и, сбежав вниз по лестнице, со злостью, как ледокол врубился в ожидающую раздачи хлеба толпу. Пока более-менее успокоился, со злорадством отдавил не одну ногу. Натолкнувшись на человека с рыжей шевелюрой, спросил с вызовом:

– Вы рыжий?

Тот ухмыльнулся:

– Это как посмотреть! С одной стороны, может, и рыжий. А с другой – может, и совсем нет!

Взвыв от бессилия, Голдстон снова вступил в схватку с людской массой, расталкивая ее направо и налево. Обессилев наконец, стал оседать на землю, утыкаясь взглядом сначала в чьи-то облаченные в мешковину туловища, потом в лес голых лодыжек. Следующее, что он увидел, была округлая, массивная кошачья морда. Здоровенный черный кот, откуда он здесь?

– Рыжий! Вот ты где!

Сверху опустилась человеческая рука, краном подцепила кота, и тот начал уплывать куда-то вверх. Голдстон вскочил как ошпаренный.

– Но он же черный! Почему рыжий?!

Хозяин кота, человек с блеклым лицом, на котором будто едва уловимыми черточками были набросаны нос, глаза и рот, пожал плечами, одно из которых было выше другого:

– Все называют его рыжим.

– Хорошо, – не стал спорить Голдстон, – мне уже все равно, черный он или рыжий.

– Это почему же?

– Меня, видимо, разыграли. Сказали, что рыжий знает, где находится выход из Города.

Хозяин замотал головой.

– Почему разыграли? Рыжий ходит, где хочет. Может, и за Стеной бывает. Кто ж его спрашивал? Нам туда нельзя, а ведь у котов свои правила!

Голдстону уже никого не хотелось бить. Просто очнуться, пока сам не сошел с ума.

– Ну спросите, может скажет… – пробормотал он скорее самому себе.

– Сейчас, – отозвался хозяин. – Надо только дать ему хлебца.

Как раз в этот момент людская масса пришла в движение – Голдстон еще ничего не видел, но уже почувствовал перемену. Оказалось, на дальнем конце площади начали раздавать хлеб. Стоящие первыми не оставляли его себе, а передавали дальше – круглые, плотно сбитые лепешки словно плыли по воде, покачиваясь на волнах. Заполучив свою лепешку, кривоплечий отщипнул кусок и скормил его сидящему на плече коту. Потом, придвинув кошачью голову к губам, что-то прошептал ему в ухо. Странно, но кот вслед за тем в свою очередь прижался к уху хозяина. Тот начал многозначительно покачивать головой.

«Что за цирк», – тоскливо подумал Голдстон, но все равно поинтересовался:

– Так что же сообщил ваш кот?

– Да, из Города можно выйти.

– Где?!

– В любом месте. Нужно просто знать, куда идешь. Знать, что находится за Стеной.

– Откуда же я узнаю?!

– Неужели ты глупее кота?

Голдстон задумался. Ответить на вопрос почему-то оказалось непросто. Потом что-то вспомнилось. Не целиком, а так, будто видишь одну деталь из разобранной вещи и пытаешься представить, какая она на самом деле. Обезьяны. Он был не глупее обезьян. Даже гораздо умнее. Почему это кажется сейчас таким важным?

* * *

Болезненное, мутное состояние, поразившее Кольку в лифте из-за припадка, никак не проходило, вцепилось крепко в затылок. Все происходящее ощущалось как диковинный, бредовый сон – смотришь, разинув рот, но в голове ни единого вопроса, кто и зачем измыслил такую дичь. Необъяснимый факт, что приняла их в подземном городе компания не кого-нибудь, а святых отцов, окончательно лишил Кольку воли к действиям. Найди они здесь людей-мутантов или крыс величиной с бульдога, он уж точно знал бы, что делать – жать на гашетку. Но как вести себя с хором попов в черных рясах, не представлял себе ни он, ни Диггер, ни даже, похоже, Ворон. Поэтому те, взяв гостей в плотное живое кольцо, беспрепятственно повлекли их за собой, распевая малопонятные хоралы на старославянском и дымя, как паровоз, пахучим, отчего-то жутко разжигающим аппетит, ладаном.