Московские джунгли

Лиля вскинулась и испуганно посмотрела на отца.

С тем же невозмутимым лицом он продолжал:

– Я говорил себе: «Жизнь и смерть – это две стороны единой жизни. Со смертью жизнь не кончается – это только начало начал…» Когда-то это сказал один очень сильный и очень мудрый шаман. И он был прав. Со смертью все только начинается, – отец тяжело вздохнул. – Я не смог. Нет, я не смог. Я плохой шаман, я не могу больше быть шаманом. Я не вправе вернуться к своим людям. Потому что я сказал себе: «Вот моя дочь, моя Дебден, она взрослая, и она прекрасна, и я люблю ее, и я обращу костяной нож против духа, который преследует ее…» Но я знал, что не могу убить Железное Сердце. Только ранить и прогнать. Мой нож очень старый, он накопил много силы. Говорят, он выточен из зуба древнего чудовища. Он из тех времен, когда в этом мире еще не было людей. Каждый вечер во тьме я отгонял от тебя Железное Сердце. Зная, что он пойдет и выжрет чью-то еще жизнь.

– Почему же ты не подошел ко мне раньше?

– Зачем? Ты что, готова открыть для меня свою плоть, чтобы я раскрыл тебя, чтобы на запах твоей крови, твоей горячей печени пришел Железное Сердце? Ты готова принести себя в жертву, чтобы больше не умирали незнакомые тебе люди, а Железное Сердце насытился? На время. Ты готова? И поэтому я должен был прийти к тебе раньше?

Лиля замерла. Она попыталась себе представить людей – нет, не совсем незнакомых… Она представила себе вечно усталую продавщицу из супермаркета, которая была повежливее прочих, и Лиля старалась встать в очередь к ней. И свою соседку, крикливую мать двоих мальчишек-погодок, недавно подобравшую с улицы двух котят (замерзнут, жалко живых тварей), и мальчишек своих школила, чтобы с котятами были осторожны, не игрушка же, живые! И соседа, пожилого мрачного мужчину, ходившего с тростью, но неизменно галантного. И симпатичную рыжеволосую кудрявую молодую женщину, почти девочку, которую Лиля видела в те дни, когда у нее не было съемок: казалось, она жила на детской площадке, беспрерывно играя с такой же рыжей и явно гиперактивной дочкой. И врача, которая пыталась спасти жизнь тети Оксаны. И медсестру, которая брала, конечно, деньги за свои услуги, но за эти деньги по восемь раз за ночь подходила к тете Оксане, проверяла, спит ли, не больно ли, и, если больно, колола обезболивающее вне очереди. И оператора, завзятого матершинника, и всех ребят, с которыми училась во ВГИКе. У нее закружилась голова. Она соскользнула со стула, сжалась в комочек, обхватив голову руками.

«Ты готова принести себя в жертву, чтобы больше не умирали незнакомые тебе люди, а Железное Сердце насытился… На время… Ты готова?»

Нет, она была не готова!

И вместе с тем… Она не могла жить – и знать, что за ее жизнь вносится такая плата. В конце концов – кто она такая? Актриска средней руки. Никто и звать никак. Никакой ценности.

Но – умереть? Вот прямо сейчас взять и призвать это Железное Сердце, это пушистое чудовище, и позволить ему… А что он, собственно, сделает? Сначала отец должен что-то сделать с ней костяным ножом. И это будет больно, это будет страшно… Нет, она не готова. Только вот продолжать жить, сохранить свою жизнь на таких условиях она тоже не может!

Лиля почувствовала, как рука отца, пахнущая почему-то дымом и горькими травами, коснулась ее волос.

– В тебе – дар шамана. Если ты пожелаешь, я проведу обряд и ты овладеешь своим даром. Я не успею тебя обучить, но в тебе будет сила. Возможно, ты сможешь противостоять Железному Сердцу. Ты женщина. Не только по рождению, в твоем теле душа женщины и женская шаманская сила. Женщины – слабые воины. Но у тебя есть шанс приручить злого духа. Подчинить его себе. Женщинам это удавалось чаще, чем мужчинам.

Лиля наконец решилась открыть глаза и посмотреть на отца, снизу вверх.

– Приручить?

– Возможно, он сразу тебя убьет, как только ты призовешь его. Ведь ты необучена. Но возможно, именно это тебя и спасет. То, что ты ничего не умеешь. А дар подтолкнет тебя к правильным действиям. И твоя чистота. Ты же девственница… Не понимаю, как в Москве ты смогла сохранить чистоту, но я ее чувствую.

– Просто я никого никогда не любила. А без любви не хотелось. Наверное, я… Наверное, я асексуальна. Это когда у человека вообще нет сексуальных желаний.

Лиля смутилась, говорить о сексе с еще недавно незнакомым человеком, который при этом оказался ее отцом, почему-то было стыдно, хотя, как все современные девушки, она всегда рассуждала о сексе с легкостью и от поклонников избавлялась заявлением о своей асексуальности: «Я просто не хочу и пробовать не хочу, мне неприятно».

Не то чтобы она мечтала о любви… Но Лиля предполагала, что любовь могла бы что-то изменить в этом вопросе. Возможно, если бы она влюбилась, она бы захотела и секса. Или, по крайней мере, попробовать было бы не так неприятно.

– Ты особенная и, сама не сознавая того, живешь по закону своих предков.

– Расскажи мне про шаманов.

– Это будет долго.

– Расскажи немного. Самое главное.