Московские эбани

Они вошли в полуподвальное помещение, прошли по длинному узкому коридору, постучались в ближайшую дверь — никого. Виктория заглянула в комнату — обыкновенный кабинет времен застоя с обитыми фанеровкой под светлое дерево стенами, массивным письменным столом, поставленным так, чтобы сидящий за ним, сразу мог видеть вошедшего. Но за столом никого не было. Они прошли дальше по коридору, свернув налево, мимо туалетной комнаты и постучали в дверь в торце.

Нечто рявкнуло в ответ. Виктория открыла дверь. Грузный мужчина лет тридцати пяти в огромных выпуклых очках, от чего взгляд его поначалу показался слишком пристальным, прибывая явно в состоянии мрачного похмелья, развалившись на диване, смотрел телевизор.

Когда в его тяжелом дурмане окончательно прорисовалась женщина, он с трудом изобразил улыбку узких губ на помятом одутловатом лице и спросил:

— Че надо?

— Мы по поводу снятия комнаты.

— Угу.

— Когда мы можем начать работать?

— Да хоть сейчас.

— Но ведь надо заключить с вами какой-то договор.

— А зачем договор? — Встрепенулся хозяин офиса и встал с дивана, протянул Виктории пухлую ладонь: — Якоб.

— Виктория. Так как же нам быть?

— Работайте себе. Разве я не вижу, что вы человек порядочный?.. Потом рассчитаемся. — Якоб явно начал приходить в себя.

— А где комната?

— Как войдете — первая налево и ещё раз налево.

— Что ж… спасибо.

— Э-э!.. Подождите, а что вы там будете делать-то?

— Отвороты, привороты, гадания. — Вышла на передний план Зинаида.

— Это что же… Выходит, я собственноручно ведьм к себе запустил?! — И Якоб озадаченно почесал затылок. — Тогда с вас, девки, водки пузырь.

— Сейчас будет. — Деловито кивнула Виктория и, не заглядывая в отведенную им комнату, лишь жестом приглашая Зинаиду осваиваться, пошла в магазин.

В магазине была доперестроечная скудность, разве что облатки товаров были чуть повеселее, да ещё и народу не было — никого. Лишь один покупатель, — громоздкий потертый бугай, облокотясь на прилавок, о чем-то перешептывался с молодой продавщицей молочного отдела. Винный отдел был закрыт, но на витрине молочного отдела стояли, среди пакетов с кефиром и молоком, несколько бутылок с портвейном и одна бутылка водки. Виктория, взглянув на ценник и не поинтересовавшись у продавщицы, почему она продает спиртное, да и продает ли вообще, выбила себе чек на водку в кассе. Подошла к болтающей с бугаем продавщице, попросив водку. Та протянула ей бутылку с витрины, и съязвила своему собеседнику:

— Все, Вовк, опоздал. Нечего больше мне мозги морочить

— Не понял? — Приподнялся над прилавком детина, и проследив за кивком головы продавщицы, наткнулся взглядом на бутылку в руках у Виктории.

— А это чего, последняя?! — обернулся он к продавщице, та в ответ самодовольно кивнула.

— Да ты чего?! — Взревел он так, что Виктория остановилась и оглянулась, — Да ты знаешь кто я?!

— Кто же вы? — вежливо поинтересовалась Виктория.

— Да я же Борман! — негодующе проревел он и, словно вдруг у него славило горло, проскрипел далее: — Сдай сейчас же бутыль на место!

Такого Виктория себе и представить не могла, но тут же взяла себя в руки и спокойно спросила:

— А Гитлера тут нет?

— Не-е Гитлера у нас нет. — растерялся Борман

— Вот когда появится Гитлер, тогда и поговорим.

— Не-е. Ну… я один тут такой. Ты не поняла. Меня Борманом прозвали, потому, что я на Визбора похож, который Бормана играет в Штирлице. У меня и фамилия Визбирбауман — для здешних мест — признано — непроизносимая. Меня здесь все знают. Слушай, отлей хотя бы сто грамм и катись, а?..

— А что ж ты раньше-то не купил?

— Да у него денег нету, вот и клянчит у меня в долг, — вмешалась продавщица.

— Возьми на портвейн, потом отдашь. — Виктория вынула несколько мелких купюр из кармана и, отдав их совершенно ошалевшему Борману, вышла из магазина.

— У-у Гитлер в юбке! А маленькая такая!.. — Провыл ей вслед Борман.

— В джинсах, — спокойно поправила его продавщица.

Якоб прибывал не в столь печальном разорении, как показалось Виктории поначалу. В той комнате, что сдал в аренду, соединив две, невесть как попавшие к нему, школьные парты и, накрыв их голубым подкладочным атласом, он устроил стол для банкета. Впрочем, атласа видимо у него было много — из стенного шкафа свисала целая поленица рулонов. На голубом атласе в белой, пластиковой тарелки болезненно бледной казалась квашеная капуста, рядом соленые огурчики. Каравай черного хлеба, украшенный пучком петрушки и зеленого лука лежал без тарелки прямо посредине стола.

Откуда-то, словно нюхом определив готовящееся застолье, появились люди.

Один из них — Миша был словно весь на пружинах — парень из соседнего дома.