И вот в состоянии крайнего физического и психологического истощения наполеоновская армия наконец завершила свой тяжкий путь. Через десять дней после катастрофы на Березине она пришла в Вильну, в Литву, в страшный мороз, когда температура колебалась между — 20 °C и — 30 °C. Но остановка оказалась неожиданно короткой: всего два дня. Г-жа Фюзий вспоминала свой приезд в город в 23 часа. «Городские ворота были так запружены рвавшейся туда толпой, полагавшей, что она достигла земли обетованной, что нам стоило огромных трудов пробраться сквозь нее. Здесь погибли почти все московские французы, которые, борясь с холодом и голодом, не смогли войти в город{197}
. Те же, кто выжили, так изменились и постарели, что шесть недель спустя я с трудом узнавала их». Сама она поселилась у графини Казаковской, но спала плохо. 29 ноября/10 декабря французы возобновили движение, предоставив русским грабить город и истреблять население, еще не покинувшее его. Г-жа Фюзий, свидетельница этих ужасов, думала лишь о том, как бы поскорее покинуть эти края вместе с маленькой девочкой, которая потеряла свою семью и которую она подобрала на дороге, с ней она делила свой последний кусок хлеба. «У меня ничего больше не было, никаких средств в этом разграбленном и заваленном трупами городе, где поляки смотрели на нас как на нежеланных гостей; мне посоветовали обратиться с прошением к императору Александру, чтобы он позволил мне выехать в Штутгарт». Действительно, там она родилась, там еe дядюшка исполнял в прошлом обязанности королевского губернатора. У нее там сохранились связи, и она в этом месте рассчитывала найти убежище. Наконец, она получила покровительство и рекомендации у самого фельдмаршала Кутузова. Благодаря ему она уехала в Санкт-Петербург вместе с одной польской дамой и со своей приемной дочерью. Там, «мне предлагали много мест компаньонки и гувернантки в лучших домах; предложили одно место чтицы: я уже служила в этом качестве у графини Строгановой в Москве. Это было вполне приличное и очень выгодное место. Мое искушение согласиться принять его было тем сильнее, что я очень люблю Россию, но моя семья страшно беспокоилась о моей судьбе, и ее следовало успокоить». В конце концов, она решила вернуться во Францию через Швецию и Германию, как она писала потом в своих «Мемуарах». «По моем возвращении во Францию мое маленькое состояние было полностью потеряно, как и мои надежды. Моя семья, так же, как и я, сильно пострадала от всех этих событий. […] Я положилась на Провидение, хранившее меня до сих пор, и вновь отправилась в дорогу. По приезде моем в Дрезден все приняли меня за пришельца с того света», — не без юмора рассказывала она. Спустя несколько месяцев она оказалась в Париже, оккупированном русскими войсками. Как писала она в завершение своего повествования, «после того как в течение целого года казаки преследовали меня, в Париже мне пришлось заключить с ними мир. Я могла гордиться тем, что видела две невероятные вещи: французов в Москве и русских в Париже».Г-жа Фюзий не единственная, кто целым и невредимым добрался до Парижа в 1813 году. Аврора Бюрсе, директриса театральной труппы, в которую входила и г-жа Фюзий, также прибыла туда после долгих странствий. Несколько успокоившись, хотя российские приключения не прошли бесследно для ее психики, она опубликовала длинную поэму «Счастье посредственности». Размышляя в ней о жизни, счастье и скуке, она писала: «В дни счастья и благополучия я привыкла жить скромно и просто, сегодня я пожинаю плоды этого. Я все потеряла, такова моя судьба. От каких только несчастий не спасут меня умеренность, учение и уединение!»{198}
После тридцати лет, проведенных вдали от Франции, познав славу на европейских сценах, Аврора Бюрсе теперь довольствовалась малым. Кажется, что жизненные испытания ее даже возвысили.