Так что новое назначение на незнакомую должность не напрасно поселило в душе боевого генерала Голицына смятение, и даже… робость, о чем он писал своей матушке: «Не могу без чувства робости вступить в должность правителя, мне совершенно незнакомую. Не доверяя своим силам, исполняю волю Государя. Слова мои не лицемерие, но голос истины и душевного сознания»[118]
.Как бы там ни было, представленная Александру I в 1816 году восстановленная Москва являлась лишь частью большой работы по созданию новой, европейской Москвы, которую и предстояло возглавить новому и молодому градоначальнику. То, что царь остановился именно на кандидатуре энергичного и амбициозного Голицына, свидетельствует о больших надеждах, возлагавшихся на Дмитрия Владимировича.
Итак, в 1820 году он стал хозяином генерал-губернаторского особняка на Тверской улице, известного как «Казенный дом» на Тверской. Почему казенный? Дело в том, что когда-то владельцем его был двоюродный дед нашего героя и также градоначальник Москвы Захар Чернышев. Он недолго правил Москвой, а после его смерти дом был приобретен казной для резиденции московских городских властей. И до сих пор они здесь размещаются.
О том, чему были посвящены первые дни нового генерал-губернатора, рассказывает Александр Булгаков, который в качестве чиновника по особым поручениям пришел к нему представиться 29 февраля 1820 года: «Хотя князя Голицына могу уже не считать своим начальником, потому что просьба моя об отставке уже в Петербурге, однако же я к нему явился; не было дома, я дожидался. Приехав и увидев меня, он меня повел в кабинет, посадил возле себя и чрезвычайно милостиво разговаривал по крайней мере с час, вошел во все наши семейные подробности. Много говорил о Москве, о главных здешних лицах по службе… о жителях, службе, взятках. Князю, кажется, все очень известно, и сведения его основательны… Он объявил… чтобы канцелярия была составлена из хороших людей, что не довольно, чтобы правитель канцелярии не брал, надобно, чтобы и прочие были чисты»[119]
.Как видим, к первой проблеме, с которой пришлось столкнуться Голицыну уже на въезде в Москву (плохие дороги), прибавилась и еще одна — взятки. Дмитрий Владимирович как человек сугубо порядочный мечтал избавить московское чиновничество от желания брать взятки. Продолжим, однако, рассказ Булгакова уже о том, как реагировали на нового начальника те, кого он хотел излечить от мздоимства: «Князь Дмитрий Владимирович сказывал, что поедет в Собрание, то есть в концерт… В Собрании было с лишком 500 человек, и натурально князь обращал на себя всеобщее внимание; иные, как здесь водится, без всякого стыда забегали и смотрели ему в глаза, как смотрят на шкуру человека, покрытого чешуею». Далее был концерт с «довольно дурным пением какой-то мамзели и какого-то мусье»[120]
.Набирая новую канцелярию «из хороших людей», Голицын прислушивался к рекомендациям Булгакова: «Вчера был у меня Павел Иванович Иванов, останкинский учитель, просил поместить его в канцелярию князя Дмитрия Владимировича. После обеда князь, пивши кофе, подошел ко мне, взял за руку и так ласково сказал: «Ну, что скажете, господин Булгаков?» — что я обрадовался и начал просить о Павле Ивановиче, сказав, что он бедный, но честный и способный человек. Князь спросил, есть ли вакансия. Я отвечал, что есть две. «В таком случае, — ответил князь, — я с удовольствием возьму его к себе, ему будет у меня хорошо, ибо жалованье служащих значительно увеличено»[121]
.А вскоре новый генерал-губернатор устроил смотр московским пожарным, приказав дать сигнал пожара флагом с башни каланчи, что стояла напротив его дома. Скоростью, с которой пожарные прибыли на место, князь остался очень доволен и даже похвалил их. Ближайшая к Тверской площади Мясницкая пожарная команда явилась через три минуты, еще две — через пять, а остальные, из других районов, — через 12 минут.
Появление Голицына заметно оживило и культурную жизнь Москвы. Вскоре москвичи узнали, что их новый начальник большой поклонник итальянской оперы. Он даже задумал устроить в Первопрестольной гастроли Одесской итальянской оперы.
Дмитрию Владимировичу предстояло властвовать Москвой неполные четверть века. За это время можно не только много успеть, но и нажить себе немало врагов. Но вот что интересно: из пятидесяти московских градоначальников ни о ком не отзывались так превосходно и похвально, как о Голицыне. Какой бы эпистолярный документ того времени мы ни прочли, везде найдем мы слова признательности Голицыну-градоначальнику и Голицыну-человеку: «Столица улучшалась ежегодно, удобства общественной жизни приспосабливались посильно к нуждам каждого
»[122].Последние слова можно трактовать следующим образом: особую заботу князя составляло, говоря современным языком, повышение уровня жизни москвичей. В частности, развитие в Москве медицинских учреждений и их доступность широким слоям населения, а не только представителям того слоя общества, к которому принадлежал Голицын.