Московские градоначальники XIX века

Кажется, что чин этот Голицын мог получить и раньше. Действительно, его ровесник Милорадович стал генералом от инфантерии еще в 1809 году, то есть за пять лет до Голицына. А Николай Раевский стал полным генералом в 1813-м. В столь позднем пришествии к Голицыну этого чина, быть может, свою роль сыграл его демарш в 1809-м, когда он демонстративно подал в отставку.

С Милорадовичем Голицына многое связывало. Оба были генерал-губернаторами (Милорадович с 1818-го командовал Петербургом), боевыми генералами, героями Бородина, пользовались огромным авторитетом в армии.

После войны, в 1814–1818 годах, Голицын командовал 1-м резервным кавалерийским корпусом, а в 1818–1820 годах — 2-м пехотным корпусом.

У русского царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом…

Так писал Пушкин о Военной галерее Зимнего дворца, запечатлевшей образы полководцев — участников Отечественной войны 1812 года (ныне в Эрмитаже). Есть в этой галерее и портрет Дмитрия Голицына, написанный художником Дж. Доу, вероятно, в 1820 году.

На картине мы видим полководца, героя 1814 года в самом расцвете жизненных сил. Его общегенеральский кавалерийский вицмундир образца 1814 года украшают и награды за Отечественную войну 1812-го. На шее — крест ордена Святого Георгия 3-го класса, на левой стороне груди — серебряная медаль участника Отечественной войны, кресты австрийского Военного ордена Марии Терезии 3-й степени и ордена Святого Иоанна Иерусалимского, звезды орденов Святого Александра Невского и Святого Владимира 1-й степени, а также знак отличия прусского Военного ордена Железного креста (Кульмский крест). Здесь же — знак прусского ордена Красного орла Большого креста и крест баварского Военного ордена Максимилиана Иосифа 2-й степени.

Именно таким увидели москвичи своего нового градоначальника в 1820 году. Как же еще мог император Александр I отблагодарить Голицына? Он дал ему Москву в полное распоряжение. Шаг очень символичный. Защитник Москвы стал ее градоначальником.

Днем, с которого князь Голицын стал генерал-губернатором Москвы, считается 6 января 1820 года, когда Александр I назначил его на этот пост. Но выехал Дмитрий Владимирович на новое место службы лишь 17 февраля. К его приезду в Первопрестольной готовились, как обычно готовятся в России к приезду больших сановников. «Нагнано много людей для починки дороги, ибо сегодня выезжает Голицын из Петербурга», — сообщал Александр Булгаков 17 февраля 1820 года[116].

Голицын пришел на место А. П. Тормасова (1752–1819), бывшего до него московским генерал-губернатором чуть более пяти лет. Тормасов, как и Голицын, — боевой генерал, но он был старше Дмитрия Владимировича почти на 20 лет, Голицын годился ему в сыновья! И командовать Москвой Тормасова отправили уже после того, как он неоднократно просился в отставку из армии, причем по болезни. Получается, что Москву ему поручили как более легкое дело, чем военная служба. На своем посту он и скончался.

Нельзя сказать, что Голицын получил в наследство запущенное хозяйство. Будем справедливы: немалая часть Москвы уже была восстановлена, что так впечатлило Александра I, посетившего Белокаменную в августе 1816 года: «Храмы, дворцы, памятники, дома — все казалось обновленным». Москва обрадовала императора «возникающим из развалин и пепла своим величием»[117].

Конечно, императору нашли, что показать — Английский клуб на Тверской улице или дом Пашкова напротив Боровицкой башни Кремля. Да тот же особняк генерал-губернатора, изрядно подпорченный французами! Показать начальству товар лицом у нас умеют. Важно и еще одно обстоятельство — вряд ли императорский кортеж отклонялся от привычной траектории движения: Петровский путевой дворец — Тверская улица — Кремль. Тверская издавна известна как царская улица, а потому и восстанавливалась в первую очередь.

А вот другой монарх увидел совсем иную Москву, вызвавшую у него слезы на глазах. В 1818 году в Первопрестольную приехал прусский король Фридрих III. Он попросил показать ему Москву с самого высокого здания. Но найти подобное здание, да и притом восстановленное, было не просто. Таковым являлся на тот момент дом Пашкова на Ваганьковском холме, один из немногих отстроенных после пожара, и притом за казенный счет. Взобравшись на бельведер дома Пашкова, Фридрих, увидев состояние Москвы, чуть было не прослезился, преклонил колено и сказал: «Вот она, наша спасительница!» — то же самое он приказал сделать своим сыновьям (на эту тему даже картина написана). Кто знает, если бы Александр забрался на дом Пашкова, быть может, его впечатления от Москвы были бы более сдержанными.