Московские градоначальники XIX века

Закревский по-прежнему рвался прочь из Финляндии, мечтал оставить должность генерал-губернатора. Но такого подарка Николай I ему не сделал. «Я еду в Финляндию, государь желает и просит остаться. Я исполняю волю его, и объявил откровенно, что долее сентября я там не останусь. Зимою позволено жить здесь…» — из письма Киселеву от 27 ноября 1826 года. Лучшим местом жительства для Закревского являлся бы Петербург[203].

Как раз в бытность Закревского финляндским генерал-губернатором, осенью 1826 года в крепости, находящиеся на территории княжества, заточили декабристов, на то время, пока их не отправят в Сибирь. В конце 1826 года Закревский, совершая инспекционную поездку по Финляндии, заехал в крепости Свеаборг, Свартгольм и Роченсальм, проявив редкое внимание к нуждам государственных преступников.

Михаила Лунина он спросил: «Есть ли у вас все необходимое?» Тот пошутил в ответ: «Я вполне доволен всем, мне недостает только зонтика». Дело в том, что в камере Лунина протекал потолок. Закревский шутку понял и испросил согласие Николая на улучшение условий заключения декабристов. После визита Арсения Андреевича многое для декабристов сразу изменилось в положительную сторону. Смягчилось отношение тюремного начальства, разрешившего прогулки, разговоры друг с другом в казематах, а также посещение бани. Декабрист Владимир Штейнгель долго вспоминал о чуткости Закревского: «Вообще личное обращение генерал-губернатора было очень успокоительное по оказанному вниманию и особенной вежливости».

Более всего угнетала декабристов неизвестность — они не знали, сколько еще им сидеть. Им не говорили, когда их повезут в Сибирь. Летом 1827 года Закревский вновь приехал с инспекцией, предложив заключенным остаться в крепости на весь срок, к которому их приговорили. Но декабристы не захотели оставаться в Финляндии, об этом позднее вспоминал Иван Якушкин: «Никто из нас не подумал воспользоваться таким предложением. Мы не знали, что ожидало нас в Сибири, но мы испытали всю горечь заключения, и неизвестность в будущем нас нисколько не устрашала». Не сказав декабристам ничего конкретного, Закревский уехал. А через несколько месяцев их наконец-то отправили в Сибирь.

Закревский заботился не только о декабристах, немало поспособствовав литературной деятельности отправленного служить в Финляндию Евгения Баратынского, о чем поэт всегда вспоминал с благодарностью. В то время когда познакомились поэт и губернатор, положение Баратынского было очень непростым. После исключения его в феврале 1816 года из Пажеского корпуса с запрещением, по личному распоряжению императора Александра I, поступать на какую-либо службу, кроме военной, и только рядовым, с большим трудом удалось ему в январе 1820 года получить унтер-офицерское звание и перевестись на службу в Нейшлотский полк в Финляндию. Там он мог бы и вовсе зачахнуть, если бы не Закревский, с разрешения которого осенью 1824 года Баратынский несколько месяцев служил при штабе корпуса в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки). Поэтический успех к Баратынскому пришел именно в Финляндии, и большую роль сыграло в этом покровительство генерал-губернатора и его жены. Поэт был влюблен в супругу Закревского Аграфену Федоровну, вдохновившую его на создание ряда лирических стихотворений, и в частности образа Нины в поэме Баратынского «Бал». Наконец, благодаря Закревскому Баратынский получил возможность уйти в долгожданную отставку, после того как в апреле 1825 года он был произведен в офицеры.

Баратынский был частым гостем в доме Закревских в Хельсинки. В салоне генерал-губернатора блистала Аграфена Федоровна, вокруг которой вился рой поклонников, в том числе адъютанты Закревского Н. П. Путята, А. А. Муханов, а также барон Карл Густав Маннергейм, прадед маршала.

1 июня 1831 года, находясь в Петербурге, Арсений Андреевич получил следующее письмо: «Ваше Сиятельство. Важные государственные занятия не оставляют вам времени на чтение стихотворных безделок, и, представляя вам экземпляр моей поэмы, я не думаю обратить на нее ваше внимание, но желаю только доказать, что всегда с равною живою благодарностию я помню того, которому обязан свободою и досугом, нужными литератору. С истинным почтением и совершенною предан-ностию честь имею быть. Вашего Сиятельства покорнейший слуга Е. Боратынский». В письме идет речь, видимо, о новой поэме Баратынского «Цыганка», которую он послал Закревскому вместе с письмом.