Читаем Московские мастера полностью

Московские мастера

Бенедикт Константинович Лившиц , Василий Васильевич Каменский , Велимир Хлебников , Давид Давидович Бурлюк , Тихон Васильевич Чурилин

Среди материала, помещенного за 1915 год в «Любви к трем апельсинам», отметим: статьи Вл. Н. Соловьева «Опыт разверстки сцены ночи в традициях итальянской импровизированной комедии» и «К вопросу о теории сценической композиции», переводы Як. Блох итальянских комедий «Несчастия Пульчинеллы» и «Братья-соперники», С. Радловым комедии Плавта «Близнецы» и необыкновенно тонко построенные статьи «Сверчок на печи или у замочной скважины» и «Бенуа – режиссер Вс. Мейерхольда (доктора Дапертутто)». Жалеем, что в 1915 году отсутствуют статьи по эстетике театра, придававшие остроту понимания и оценки задач Нового театра («Театральные маски», «Ирония и театральность» и друг. В 1914 г.). В журнале есть небольшой – в несколько страничек – отдел поэзии, о коем умолчим.

А. Б.

«Очарованный странник». Издательство Эго-футуристов. 1913–1916 г.

«Очарованный странник» – Журнал интуитивной критики, черпающий обоснование в эстетике Уайльда. Позиция журнала указана следующей выдержкой: «Единственная безупречная форма лганья – это ложь ради лжи, а высшей стадией этого дарованья является ложь в искусстве». Непонятно нам: с одной стороны – из-во эго-футуристов, а с другой – Уайльд. Эстетизм английского писателя, ставший общим местом в обосновании искусств – странен, как источник обоснования футуризма, эстетика которого – апарадоксальность формы, камень ее и динамика архитектоники. Интуиция – вообще не есть провозглашение моментов творчества. Интуиция в самом глубоком (или примитивном), являясь непременно привходящим в элемент творчества, не есть обособленная новая формула. Художественная критика (как понимаем ее мы), как и всякое подлинное творчество, не может не быть интуитивной. Иннокентий Анненский – критик-интуит, Дон-Кихот – рыцарь-интуит, Елена Гуро – поэт-интуит… А Пушкин – не интуит? Белинский, Лермонтов, Герцен, Державин, Языков, Ап. Григорьев, Павлова, Баратынский, Фет, Тютчев, Гоголь… Повидимому – интуитивизм «Очарованного Странника», есть ни что иное, как лжеромантическое любование некоторыми излюбленными фигурами нравящихся «Страннику» лиц. Дань футуризму отдается только подзаголовком, а потому и является случайной. И если в следующих выпусках этот подзаголовок исчезнет, никто этому не удивится. Отмечаем статьи: В. Ховина «Елена Гуро», действительно прекрасную, и «Поэзия талых сумерек» (Ин. Анненский). Поэтический отдел журнала – абсолютно «неинтуитивен».

Челионати.

Николай Асеев и Григорий Петников. Леторей. Книга стихов. Книгоизд. «Лирень». Ц. 70. к. С. 95–96.

В новом цикле стихов Н. Асеев, по обыкновению, своеобразен и интересен. Любовь к настоящему слову заставляет поэта «выбивать на ветре» действительно сильные строки.

Днепор! Кипящие пястиЧарноморец! В темную бороду!Впутал! И рвешь на части!Гирло подставив городу!Слово? – Нет, оплыву яВечно шлубые эти жалобыЗашиби лыбу большуюБелолобая глыба палубы!

А любимый прием Н. Асеева – повторение слов – увеличивает яркую выразительность стиха его:

Эй, эй! Он брат нам, брат нам, брат нам!Его, его земель и прав длинна…Гляди, гляди больней и зорчеЕще, еще, еще на мир очуйМы бьем, мы бьем по кольцам корчей!Идем, идем к тебе на выручу!

Отмечаем, кроме этих, стихотворения: «Грозува», а также «У самого синяго» и «Морской шум». Талант Асеева развертывается все больше и больше, этим объясняется то, что стихи «Леторея» рознятся от прежних его стихов (хотя бы его прекрасной книги – «Зор»). Что же касается Г. Петникова, то произведения его от соседства с большим поэтом не выиграли, а проиграли, ибо нет в них жизни, тех «живых слов», о которых говорит в своем предисловии «Лирень».

Дм. В.