Московские праздные дни

Вот что важно: тот перебежчик был не вполне Волконский: он был бастард, прижит родителем в связи с дворовой девкой Агашкой. Согласно преданию, он был груб и несоразмерен с виду: голова его казалась слишком велика. За это он получил прозвище Толстая Голова. Судьбоносное определение: от этой Головы и пошли московские Толстые.

Такого «тетушкиного» сюжета Лев Николаевич пропустить не мог: география оставалась для него неразличима (что такое пространство? ему надобно было время), зато рисунок рода, переплетение и конфликт его ветвей, драматический распад, унижение одной ветви перед другой ему были ему хорошо понятны. Он произошел от бастарда — еще бы!

Так царский род его заглох, почти пропал в истории.

В «Войне и мире», которую в настоящем контексте можно рассматривать как попытку создания книги судеб, Евангелия от Льва, главный герой Толстого Пьер Безухов оказался бастард — большеголовый, толстый, нелепый. Сходство слишком очевидно.

Ладно бы один Безухов, он все-таки фигура выдуманная. Зато Ростовы не выдуманы, это прямая родня Льва Николаевича, его семья. Та именно униженная перед старшей, княжеской, младшая, графская ветвь. Толстой этих обстоятельств и параллелей не скрывает; в черновиках «Войны и мира» его герои сначала прямо Толстые, затем Простые, затем Плохие (показательные прозвища) и, наконец, Ростовы.

Ростов — забытая столица, стоявшая некогда над Москвой. Ростовы — забытые цари?

Между тем, предок Левушки, перебежчик Толстая Голова, оказался героем. Он отличился при Куликовской битве, снискал славу и обрел титул.

И тут видна параллель: толстоголового Пьера Толстой «посылает» на Бородинское сражение. Трудно сказать, насколько он в том бою отличился, тем более его, возможно, вовсе не было в сражении. Зато он превзошел превратности судьбы, взял верх над временем — взял Москву, взял в жены Наташу.

Как важна эта победа над Москвой! Еще важнее возвышение младшего рода, реванш униженной ветви или хотя бы уравнение ее в правах со старшей, княжеской. Но так и происходит! Не в книге, но в жизни: происходит уравнение, схождение: в 1822 году некогда распавшиеся ветви древнего рода, Волконские и Толстые, вновь сходятся: сочетаются законным браком Николай Ильич Толстой, отец писателя, и Мария Николаевна Волконская, по прямой линии происходящая от древних князей, черниговских Рюриковичей.

Рассказ об этом схождении составляет одну из ключевых осей толстовского романа. Это его главная потаенная ось: распад и соединение древнего царского рода.

Мать его зовут Марией. В этом уравнении Лев Николаевич оказывается таинственно христоподобен. Способен к чуду, переоформлению времени, основанию новой эпохи.

*

Тут нужно взять под защиту его московских тетушек: такой ереси они ему сообщить не могли. Скорее всего, в их рассказах речь шла о некоей необыкновенности его генеалогии, о роковом круге распада и соединения ветвей рода. И даже можно предположить, что знаки судьбы, таким образом рисуемой, казались его тетушкам скорее тревожными, нежели обнадеживающими.

В первую очередь это касается его бабки по отцовской линии. Смерть сына и невестки родителей совершенно подкосила ее; она подвинулась умом, заперлась в своей спальне, где за плотно занавешенными шторами принялась при свечах раскладывать пасьянсы и вести «роковые» разговоры со своим старым слугой, не менее ее помешанным. Юный Лев Толстой часто сиживал в этой спальне, слушая страшные истории о схождении и расхождении родов.

*

Толстой всю жизнь (говорил, что с рождения) остро ощущал устремленность на него неких осей времени, зацикленность или фокус, который обозначил его как избранного в пространстве разных эпох. (Сейчас не идет речь о знаке, которым отмечена эта избранность; знак себе он выставлял сам.) Вот она, избранность: его «ветхозаветный» род, некогда, в начале Москвы распавшийся, теперь, ввиду конца Москвы 12-го года, показательным образом воссоединился.

Наступают следующие времена, эпоха нового (московского) завета. Стотысячные жертвы принесены, земля вся покачнулась, так что Европа нахлынула на Россию и во мгновение отхлынула, Москва погибла и возродилась, что есть несомненное чудо и свидетельство начала новой эры.

И в перекрестии осей, от которого стартует эта эра, в перекрестии родов, которые на самом деле есть один род, встает этот мальчик, первый человек Нового (московского) Завета, фокус Москвы олицетворенный.

Еще, вспомним — перед ним в роду три Николая, дед, отец и старший брат, и, стало быть, он награжден наследной болезнью никольщины — соблазна самообожествления, власти над смертью и временем.

И мать по имени Мария, которой он не помнил, не мог помнить, потеряв ее в полтора года, но он считал, что помнил ее иначе: как свет и средоточие счастья. Она была собрание всех возможных совершенств, кроме одного — внешней красоты ей не было дано, что в полной мере искупалось красотой внутренней, духовной и душевной.