Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки»

Практика откупных выплат, при которых не желавший идти в опасный поход стрелец откупался от своего начальника деньгами и сказывался больным, не была широко распространена, но подобные случаи дьяки Приказа Тайных дел вскрывали регулярно. Немаловажно, что царская администрация, жестко каравшая пойманных ловкачей, во многом закрывала глаза на подобные факты при условии незыблемости стрелецкой верности присяге.

д) Происхождение – самое условное из всех морально-этических требований, которым должны были соответствовать московские стрельцы в последней трети XVII в. А. В. Чернов писал, что «основным источником пополнения стрелецкого войска была семья…»[90]. Вопрос комплектования московского стрелецкого корпуса будет рассмотрен ниже, в данном случае важно учесть то обстоятельство, что случаи экстренного пополнения личного состава московских стрельцов не были редкостью. Благодаря практике пополнения потерь за счет перевода на службу в Москву лучших стрельцов городовых приказов, а также за счет зачисления в московские стрельцы лучших солдат из полков «нового строя» в ряды московских стрельцов в строю московских приказов могли оказаться люди практически любого сословного положения и самой причудливой судьбы. Так, среди московских стрельцов, раненных при взятии шведской крепости Динабург в 1656 г., числился некий «Петрушка Артемьев из города Колпина»[91]. Возможно, что Семен Полтев, голова того приказа московских стрельцов, где служил этот человек, принял его на место выбывшего по болезни или по другой веской причине стрельца. Подобные факты нашли отражение даже в публицистике XVII в. – «сказание о Савве Грудцыне»[92], где главный герой уходит из родительского дома, попадает в солдаты, а позже, за умение и верную службу, его переводят в московские стрельцы.

Возможно утверждать, что единственным ограничением по происхождению, которое препятствовало зачислению именно в московские стрельцы, было иноземное происхождение в первом поколении. Случалось, что иностранцев зачисляли в городовые стрельцы: «в 1646 г. в Новгород была послана грамота князю Семену Урусову, «а велено иноземцев, которые молодые люди и обычных отцов дети, приверстати в убылые стрельцы…»[93]. Иностранцев зачисляли и в Выборные полки «нового строя». Более того, в первоначальных штатах Выборных солдатских полков была «желдацкая рота» – отряд польских и литовских жолнеров из гарнизона Старого Быхова, в 1654 г. перешедшего на российскую службу[94]. Фактов прямого верстания иностранцев в первом поколении в личный состав московских стрелецких приказов до настоящего времени не обнаружено, хотя потомки иноземцев встречались и среди командного состава, например, в 1678-79 гг. белгородским стрелецким приказом с правами московского командовал Кондратий Кром[95], в нач. 80-х гг. один из приказов возглавлял Тихон Гундертмарк[96]. В 1689 г. головой Стремянного приказа был Иван Цыклер[97].

Вопрос об обязательном православном вероисповедании при верстании в московские стрельцы, судя по данным источников, не стоял, т. к. «новиков» иной веры просто не было. Даже в полках «нового строя» во второй половине XVII в. иностранцы-иноверцы (католики и протестанты) занимали только офицерские должности, младший командный состав (сержанты и капралы) целиком состоял из православных подданных русского царя.

Таким образом, на основании данных источников возможно заключить, что основными морально-этическими требованиями, которые царь и воеводы предъявляли к боеспособности московских стрельцов, были верность присяге и стойкость при любых обстоятельствах. Все остальные требования имели второстепенный или условный характер.

1.2. Профессиональные требования

Профессиональные требования, обязательные для московских стрельцов, сводились к стандартной формуле «наказов» стрелецким головам: «чтобы были… из самопалов стрелять горазды…», чтобы «солдатский бой был заобычай (т. е. хорошо умели «биться солдатским боем» – вести из мушкетов четкий и меткий огонь залпами. – АП.)»[98], «а головам стрелецким стрельцов потому ж велеть смотрить и ружья у них досматривать почасту ж, и чтоб они, стрельцы, к стрельбе и всякому ратному строю были навычны и к походу и к бою всегда были наготове…»[99]. Возраст большого значения не имел. Во многом это определялось тем, что московские стрелецкие приказы были частями, находившимися в постоянной боевой готовности.

«Солдат гвардии или стрелец» – изображение московского стрельца из альбома иллюстраций к запискам австрийского посла Августина фон Мейерберга. (Малов А. В. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории. 1656–1671 гг. М.: «Древлехранилище», 2006. С. 408–409.), фрагмент.