Московские сумерки

– Куда именно в Румынии они ездили в тот раз? —

спросил Чантурия.

– Не знаю. Помню только, он говорил, что в городах они не задерживались. Для него это как-то странно. Они останавливались лишь раз в каком-то лагере – да, что-то вроде военного лагеря. А оттуда он привез апельсины.

– Апельсины?

– Да. Он сказал, что ему дали их иракцы.

– Ему дали их иракцы, – как эхо повторили разом Чантурия и Мартин.

Вот они и вышли из темноты, занялся рассвет.

– А вот те трое, которые подожгли дом, – спросил Чантурия. – Вы сказали, их было трое. Вы их видели?

– Мы видели лишь двоих, – ответил Мартин. – Но был и третий – они вызывали его по радио.

– А называли какое-нибудь имя?

– Думаю, называли, но я не помню.

– Атман?

Мартин отрицательно покачал головой.

– Нет… Называли русское имя, но я его не помню.

– А те, которых вы видели, – какие они из себя? Мартин немного подумал.

– У одного довольно странное лицо. Какое-то сплющенное. Не то что неправильное, а… какое-то плоское.

Он заметил напряженный взгляд Чантурия и сразу же спросил:

– Вы его знаете?

– Возможно, знаю. А другой?

– У него усики, черные волосы…

– Он прихрамывает, – уточнила Алина.

– Вот оно что!

– Вы их знаете, – сказала она с уверенностью.

– Да, думаю, знаю.

– Значит, они из КГБ.

– Нет. Они не из органов, – он потер рукой щеку. – Они не оттуда.

– Кто же они тогда?

– Один из них, думаю, приятель вашего брата, Турок. А другой… Так-так, давайте лучше подождем.

Он твердо взглянул ей в глаза, так что она даже почувствовала себя как-то неуютно.

– Я постараюсь это выяснить, – пообещал Чантурия. – Попробую разузнать, что же случилось с вашим другом Кассиным. Но о многом спрашивать я не могу. Если мои вопросы дойдут до нежелательных ушей…

Она медленно кивнула и, чтобы не расплакаться, опустила голову.

На улице уже стемнело.

– Мы должны увести Алю отсюда, – сказал Чантурия. – Вы, Бенджамин, будете в безопасности у себя в посольстве, но ей оставаться здесь нельзя. Особенно сейчас, когда мы поняли, что кто-то еще знает о ее причастности ко всему этому делу. Если им станет известно, что она не погибла, – она погибнет. Может, ей укрыться в вашем посольстве?

– Мы уже говорили об этом, – заметил Мартин. – Она не хочет.

Чантурия посмотрел на Алину, и та отрицательно покачала головой.

– В мире полно странных людей, – сказал Чантурия. – И все же вы правы, Аля. Там, в посольстве, ваш друг Бирман задаст вам кучу вопросов, а я уже объяснил, что не желал бы, чтобы хоть один из ответов стал известен моим сослуживцам. Вы должны исчезнуть.

– Это значит, что кое-кому придется расстаться с ней? – встревожился Мартин.

– Прекрати разговорчики, я еще не исчезла, – потребовала Алина. – Я могу сама за себя решать, что мне делать. И никто не будет со мной расставаться ни на минуту. Спектакль в театре сейчас не идет. Никто меня не хватится несколько дней.

– А как с работой? С афишами для парка?

– Мы же живем и трудимся в Советском Союзе, Бенджамин. Кого интересует, пришли рабочие на работу или нет? Некоторые вообще не появляются, только числятся в платежной ведомости, а начальство прикарманивает их зарплату. Но я не знаю, где мне спрятаться. Если они знали Юрия, то смогут вычислить и моих друзей. Я не могу подвергать опасности кого-то еще.

Чантурия задумался на минуту-другую, а потом сказал:

– Есть одно место, где я могу вас спрятать.

Танина квартира находилась на восьмом этаже «сталинского» дома на улице Чкалова – части Садового кольца, опоясывающего центральную часть Москвы. По пути Чантурия предупредил ее по телефону-автомату, что придет с друзьями. О цели визита он говорить не стал.

Приехали они в два ночи, промчавшись с ветерком по Москве, чтобы оторваться от возможного преследования, хотя ничего подозрительного так и не заметили. Таня уже все подготовила для вечеринки. Чантурия был не такой человек, чтобы по пустякам заглядывать к ней глубокой ночью, поэтому, не зная причины его внезапного приезда, она расстаралась. Ради этого она надела серую юбку и черный свитер из мягкой ангорской шерсти. Волосы ее были столь искусно уложены, что Мартин даже подумал, а не от парикмахерши ли она вернулась в столь поздний час.

Алина, в противоположность Тане, надела потертые джинсы и старый мужской свитер, а сверху куртку из синтетики. Стресс, пережитый за последние два дня, отразился на ее лице, но даже сейчас она заставила бы мужчин в любом городе мира оборачиваться и смотреть ей вслед.

Мартин обрадовался, что Таня приоделась по случаю их прихода. Он подумал было, что большинство женщин почувствовали бы в Алине соперницу, так, может, изысканная одежда и прическа помогут Тане ощущать себя на равных с ней. Изощренная роскошь ее квартиры, удивительная для Москвы, представляла собой резкий контраст со скромной рабочей обстановкой в доме Алины. Мартин даже забеспокоился, согласится ли Таня помочь им, выслушав просьбу Чантурия. Но его опасения оказались напрасными.