Московский Джокер

– Почти. Впрочем, ассоциация, которая помогла мне все вспомнить, получилась достаточно изощренной. Литератор Герб нашел в своем Брокгаузе и Ефроне значение «трансферта», связанное с истерией. После чего он сообщил мне, что этому, психопатологическому трансферту посвящена целая книга Карла Густава Юнга, который иллюстрировал свою теорию архетипов примерами архаичных обрядов и культов. Как только Герб это произнес, в моем мозгу сразу всплыли ужасающие картины культа массовых человеческих жертвоприношений.

– Хорошо. Такое объяснение трудно придумать «ад хок», то есть специально к этому случаю. А следовательно, оно может вызвать доверие. А как вы узнали второго?

– Герб вызвался помочь Валентине подготовить какой-то рекламно-биографический материал про Толмачева. И среди прочих заготовок я увидел у него на столе фотографию молодого Толмачева. И как только у меня перед глазами снова встала картина убийства Линча двумя мужчинами, одного из которых я идентифицировал, как Блэквуда, фотография на рабочем столе Герба подсказала остальное.

– Хорошо. Ждите мена здесь. Я сейчас буду говорить с Линчем-младшим.

Харт оставил Алекса одного, а сам закрылся в так называемой темной комнате, в которой у него и был оборудован персональный пункт трансокеанической связи.

Алекс подумал, что если бы прямо сейчас в квартиру вошел О’Брайен, он же Блэквуд, то все могло бы разрешиться мгновенно и кроваво. Он поднял пистолет Харта с пола и, подумав, положил его на телевизор, рядом с невскрытой бутылкой «Джонни Уокера».

Все и так уже разрешилось. Но Алекс чувствовал, как в нем закипает волна гнева городского хулигана. Молодой подвыпившей шпаны, которой дали в нос, и убежали.

«Не затевайся», – говорили они друг другу в подобных случаях. «Не лезь. Не ищи приключений на свою…», – и все такое подобное.

И позволяли растаскивать, виснуть у себя на плечах, заламывать руки.

Гнев быстро проходил, и становилось ясно, что правы те, кто так советовал и растаскивал.

Иногда разбивали губу или выбивали зубы, или сбивали с ног и успевали сунуть пару раз ногами по голове.

Ну и что? А иногда даже и убивали: ножом, кастетом или невесть откуда взявшейся неровной глыбой бетона.

Доходило дело и до судов, и до сроков, и до отсидок. Гнев к тому времени уже давно исчезал. И даже к моменту открытия суда собравшиеся в зале потерпевшие, ответчики и свидетели не совсем ясно представляли, зачем они все здесь собрались, и о чем так настырно переспрашивает тетенька-судья. Все дело разрешилось в минуту там, во дворе или в сквере, под солнцем или даже под звуки духового оркестра.

Все. Кончено. А тут они как бы потрошили труп того события, по очереди подходя к нему кто с ножом, кто с пилой, а кто и с топором.

Но по отношению к Блэквуду гнев не проходил. Он посещал, видите ли, в Париже семинар Сартра.

Может быть, поэтому? Дело в том, что Алексу никогда не нравилась проза Сартра.

Нет, гнев на дерьмака, загубившего ребят, не проходил. А в этом случае пистолет не помощник. С собой бы справиться.

Вернулся Харт, по лицу которого было видно, что разговор с Америкой состоялся и был успешным.

– Все, Алекс, Грегори Линч уже едет на встречу с президентом. Что у нас осталось?

– Кто убил Мартина Марло? Гарика? Консьержку в доме Марло?

– Все мотивы – у Блэквуда.

– Разумеется. Но он не мог это сделать физически. Марло был убит на сутки раньше, чем Блэквуд прибыл в Москву.

– Вот насчет этого прибытия тоже что-то темновато.

– А что именно, мистер Харт?

– Когда я узнал, какие виражи закладывал в молодые годы человек, который должен был заменить меня в Москве, я сузил круг поиска. Навел на резкость по времени и пространству в интересующих нас с вами узлах. И, представьте себе, выявилось кое-что неправильное. А за неправильностью, как мы с вами понимаем, кроется преступление. Или безбожие. Что, впрочем, одно и то же.

– Основная неправильность в том, что Блэквуда не схватили за задницу еще там, в Штатах. А позволили прибыть к нам, в Москву. И погулять здесь… на вонючих лапах.

– Согласен. Но мы с вами и здесь, в Москве, кое-что сумели. В частности, я говорил с непосредственным начальником Блэквуда, неким мистером Гринауэем. Разумеется, полковником какой-то службы космической дезинформации и тому подобной кошмарной ахинеи. Но не в этом дело. А в том, что мистер Гринауэй сообщил мне, что его подчиненный, майор О’Брайен, ушел в отпуск для выполнения особого задания в России по просьбе и по согласованию с вышестоящим начальством. Гринауэй знал, что задание должно начаться только со вчерашнего дня, когда О’Брайен, он же Блэквуд, официально и прибыл в Москву. Но вот в отпуск-то наш майор ушел уже более недели назад.

– Как он это объяснил Гринауэю?