– Будет тебе, Григорий, – раздался вдруг голос, который мог бы исходить от мумии фараона, если бы она заговорила. – Мы знаем мужчин из его фамилии, и всегда, при необходимости, к ним обращались.
Затем заговоривший, который, по самым скромным оценкам, был лет на десять старше Рюмина, обратился уже непосредственно к Олегу.
– Я Александр Нойгард, председатель этого собрания. Правда, почетный, учитывая преклонные годы.
Воронов подумал, что насчет «преклонных лет» старец выразился слишком уж сдержанно. Этот Нойгард казался не отдаленным потомком тех, кто появился здесь при Петре Первом, а одним из них, про которого старуха с косой напрочь забыла.
– Предлагаю немедленно приступить к делу, – сказал высокий плотный мужчина, стоящий у зашторенного окна с огромным бокалом красного вина в руках. – Возможно, кооперируясь с Моргенштерном, мы делаем стратегическую, гибельную для нашей идеи ошибку. Если Воронов согласится нам помочь, кто-нибудь из нас, например вы, Григорий Генрихович, должен обрисовать полковнику положение. Так, как оно складывается на наступающее утро. Иначе военный человек не станет принимать участие в событиях с завязанными глазами.
– Я между прочим не в отставке, – скромно заметил Воронов.
– Вот-вот, – опять откликнулся здоровяк у окна. – Он что вам, мальчик?
– Он полковник, и мы его знаем.
– Он заместитель Толмачева.
– Говорил я, что Толмачев не потянет, – раздались голоса вразнобой.
– Вот что, Олег Юрьевич, Осетров, – Рюмин показал рукой на здоровяка, – совершенно прав. Выслушайте меня, а потом решайте сами, что вам делать. Или ничего не делать. Если, впрочем, такая возможность нами еще не упущена. Как вы легко могли догадаться по составу присутствующих, мы все здесь, господин полковник, монархисты. О, не подумайте никакой пошлости, знаете, из этих, из новомодных ряженых. Мы не политическая партия, не общественное движение, не радикалы и не заговорщики. Мы монархисты, если можно так выразиться, природные.
– Простите, господин Рюмин, вы решительно заявили, что вы не заговорщики. Но это звучит, учитывая всю совокупность обстоятельств, не очень убедительно.
– Я же говорил, Григорий! – закричал от окна Озерков. – Или все, или ничего. Иначе мы не заполучим полковника даже на преферанс.
– Мы не стремимся свергнуть правительство, будь оно красным, белым или розовым. Мы просто ждем неизбежного – восстановления на российском престоле государя императора, и готовимся к этому моменту.
– Просто ждете?
– Ждем, сохраняя иерархию, кадры и структуры, если вам так понятней.
– Допустим, вы дождались, А не скажет ли вам государь император, будь он из Рюриковичей или из Романовых, что принять такое разоренное в куски царство, как современная Российская Федерация, есть полнейшая дискредитация монархической идеи.
– Разумеется, это одна из основных проблем, Олег Юрьевич. И, разумеется, мы об этом подумали. Только сохранения иерархии, конечно, недостаточно. Но у нас есть чем встретить великий день. Мы работали над этим с конца двадцатых годов и сегодня можем сказать, что работали не зря.
– Великий день, господин Рюмин, может стать днем великого конфуза, если казна государева окажется пустой.
– Она не будет пустой.
– Что же у вас есть? Валюта, акции, недвижимость?
– И то, и другое, и третье, господин полковник. Но все это мелочи.
– Ах вот даже как? Что же тогда для вас не мелочи?
– Золото. Вот то, что я могу сказать в одном слове. Очень много золота. Прямо здесь, под рукой. И в условиях, когда доллар пропустит сильнейший апперкот, к голосу русского царя снова прислушаются племена и народы.
– А о каком апперкоте вы говорите?
– Позвольте тогда с вами ненадолго уединиться. Мы с вами люди военные, а тут женщины пока организуют десерт.
– И при чем здесь Толмачев?
– Я же вам и говорю, Олег Юрьевич, чего мы тут с вами не видели? Пойдемте на веранду. Или в сад. Там, под звездами, многое, знаете ли, становиться очевидным. То есть не требующим никаких доказательств.
Рюмин шел впереди, раздвигая ветви садовых деревьев и кустов и придерживая их руками, чтобы они не хлестнули по глазам идущему вслед за ним Воронову. Они кружили вокруг дачи по громадному участку, пересеченному несколькими узкими, асфальтовыми тропинками. Небольшие клочки легкого предутреннего тумана, побледневшие шары нескольких фонарей, зеленовато-росистые, бредовые, утомленные невниманием со стороны людей, – все это превращало двух обменивающихся приглушенными фразами мужчин в фигуры таинственные. Не то первопроходцев, не то кладоискателей. А то и вовсе заговорщиков. Кем они, конечно, с некоторыми оговорками, и являлись.
– Вы представляете себе, где золото роют? – спросил Рюмин, как бы не очень заботясь о том, разбирает ли его слова тот, кто сзади.
– В горах, – тотчас, то есть не задумываясь, ответил Олег Воронов.