Московский Джокер

– Это я знаю. У вас наши сотенные в основном играют роль не платежного средства, а накопления и хранения богатства. Поэтому при обращении они воспринимаются скорее как золотые украшения, а не как бумажные деньги. В соответствии с этим ваши люди обращают большое внимание на внешний вид, на сохранность банкнот. Предпочитают новенькие купюры. Чтобы без затертых мест, резких перегибов, помет, которые делают кассиры чернилами или даже карандашом, и тому подобного.

– Нет. Это вы знаете сами, и я был бы наивным дурачком, если бы за дважды два попытался получить с вас деньги. Сейчас я вам кое-что продемонстрирую.

Руслан открыл пузатый кейс и вынул оттуда плоскенький аппаратик.

– Работает как от сети, так и автономно, – как бы сам себе пробурчал он. Затем с помощью четырех валиков-держателей с мягкой поверхностью он закрепил за четыре угла банкноту в сто долларов на диске, смонтированном на одной из крышек аппарата. Нажал «пуск». Когда стрелка скорости вращения дошла до середины шкалы, на боковой панели загорелся красный огонек.

– С этой деньгой все ясно, – сказал Руслан, осторожно отгибая держатели и снимая банкноту с диска.

– Что ясно? Что это еще за манипуляции?

– Вот эта ваша сотня не годится.

– А что случилось? Ваш аппарат ловит какой-то тонкий способ подделки, который не берет обычный детектор?

– Не волнуйтесь, с вашими деньгами все в порядке. С помощью этого диска мы ловим не фальшак. Для этого есть обычный детектор. А мы среди самых настоящих, хороших новых сотен ловим очень хорошие.

– Это какие же?

– Вот если здесь загорится не красная, а зеленая лампочка, значит, на диске очень хорошая сотня. И только такие нам с этой ночи велено брать. А все остальные, вот как эта ваша, только что проверенная, велено не брать.

– А ты не бредишь, Руслан? На почве трех с половиной тысяч, которые, как ты договорился со мной, вот-вот должны быть удвоены?

– Намек понял, сэр, и быстро отвечаю. Если бы у Платона, будь он хоть Аристотель, нашлись бы две сотни и он, одурев от Кати, выбросил бы их на кон, то я должен был бы вынуть этот аппарат и проверить его деньги. Так?

– По-вашему получается именно так.

– И, стало быть, вы хотите сказать, вы увидели бы аппарат в действии всего за две сотни, а не за три с половиной тысячи.

– Да, действительно, я полагаю, что я увижу кое-что еще.

– Разумеется. Я воздух не продаю. Поэтому у меня покупают на слово.

– Мы теряем время. Покажите мне наконец, что вы такое ищете? Чего вам не хватает а этих стопроцентных американских баксах?

– Мы будем крутить, мистер крутой, ваши сотни на этом диске до тех пор, пока не среагирует не красная, а зеленая лампочка. Тогда вы сами все и увидите.

– Делайте что надо, и не будем больше тратить время на разговоры.

Зеленый индикатор загорелся только на пятой сотенной купюре.

– Встаньте на мое место, – сказал Руслан, – вот так. И наклоните голову. Наклоните и поверните. Вот так. Ну? Что-нибудь видите?

Чуть-чуть меняя угол зрения, Харт некоторое время пристально всматривался в слитную поверхность купюры, вращающейся с огромной скоростью. И наконец увидел. Стал различать.

Сначала это можно было принять за аберрацию зрения. За оптические шутки электроосвещения. За муаровые крылья крупной тропической бабочки, чье сердце виртуально впрессовано в пересечение диагоналей стодолларового прямоугольника.

Бабочка как будто хотела взлететь, но могла только взмахивать крыльями, отчего по полю прямоугольника к его краям катились волны.

А еще это напоминало оживший иероглиф или некоего паука в космическом корабле в условиях невесомости. Уж больно плавно от центра к краям колыхались его щупальца.

Руслан убавил обороты, и картинка исчезла. Затем снова дал прежнюю скорость вращения, и непонятная рябь снова побежала по поверхности купюры. Теперь Харт решил, что больше всего это похоже на заглавную букву «Ж» славянского алфавита, с извивающимися, колышущимися верхними и нижними пучками щупалец.

– Что это? – спросил Харт, почти жалобно, почти извиняясь, поглядывая на Руслана. Но он не смел еще поверить, что произошло самое худшее, что осквернена святая святых – Федеральная резервная система, и что, возможно, уже непоправимо, нарушена защита в самых внутренних отсеках свободного мира.

Конечно, все это надо немедленно подвергнуть экспертизе и проверке на предмет выяснения, откуда и от кого, от каких мастеров все это пришло. Но… не опоздал ли он, Харт, со своей «оперативной» суетой? Кого и от чего он может еще успеть спасти, если операция уже вступила в решающую стадию?

И в Вашингтоне ни о чем не подозревали? Похоже, что так. Особенно если учесть, что в такой момент они безропотно согласились с предоставлением ему длительного отпуска и с заменой его на О’Брайена. А ведь майор, хоть и прославился в определенных кругах работами по идеологическому внедрению в чуждые цивилизации, здесь, в Москве, был все-таки новичком. А что может предпринять новичок, когда ситуация быстро становится острой и очень опасной. Опасной для всех. Даже для этого русского Руслана и его великолепных Джульетт.