– Ладно, я подумаю. Может быть, у вас наш филиальчик заделаем. Для любителей экзотики. У вас ведь и молоденькие, наверное, лечатся?
– Еще какие.
– Ну вот. А небось как на выписку – в кармане ветер. Правильно?
– Чаще всего, конечно, так оно и есть.
– А мы сделаем, чтобы у них на первое время и на питание, и на туалеты хватало. Если девчонка молодая, и ее поддержать некому, это как, а?
– Глубоко попадаешь, девушка, что б тебе столько здоровья, сколько их через мои руки прошло. Да ты, кстати, развяжи руки-то. Я тебе покажу кое-что из того, что умею.
– Клево?
– Пока никто не жаловался.
4
Чуден Донской монастырь в летнюю ночь. А перед рассветом бывает такой тихий и чуткий час, что, может быть, даже душа безумного Петра Чаадаева прилетает и вьется над своим надгробием.
Все здесь помнит о смерти. Торжественно и чудно помнит монастырь и надгробия около него. Они-то ведь под защитой Того, Кто смертию смерть поправ.
Подавленно и угрюмо помнит, вернее, напоминает, морг, который расположен через дорогу от монастыря. Его защитить некому. Здесь пристанище тел, оставленных своими душами. Склад тел. Страшно. Потому, что души улетели, и покинутые ими тела никому не нужны, безгласны и бессмысленны. По сути дела – бессмысленны.
Мертвых душ не бывает. А бывают мертвые тела. Иногда они кое-кого интересуют. По мелочам.
В это раннее утро, проехав по Шаболовке и сразу после Клиники неврозов свернув направо и вверх, к монастырю приближалась колонна из трех автомобилей. Первым плавно катился ненормальной, не меньше трамвайного вагона, длины белый лимузин с коричневыми тонированными стеклами. Метрах в тридцати от него следовали два джипа-чероки, в каждом из которых сидели по пять молодцов недвусмысленной внешности, выправки и сложения.
Лимузин объехал вдоль стен старого монастыря и, развернувшись на Профсоюзной, подкатил к моргу. Джипы остановились на противоположной стороне, под монастырской стеной, один чуть спереди лимузина, другой чуть сзади него.
Из лимузина вышли два господина. Один из них был высоким, с круглым мясистым и чрезвычайно властным лицом. Второй, напротив, скорее немного ниже среднего роста, с юркой, как у лисы, повадкой и, похоже, побывавший в немалых переделках.
Господа, не произнеся ни слова, направились к дверям морга, разумеется, закрытыми в это время суток наглухо. Но господинчик с лисьей повадкой уверенно нажал кнопку звонка и не отпускал ее до тех пор, пока с той стороны не послышался скрежет отодвигаемой металлической щеколды.
В щель открытой на четверть двери низенький господин сунул записку, на которой был от руки написан номер одного из боксов, в которых хранились трупы. А поперек номера начертанная крупным корявым почерком стояла подпись: «Круглый».
Дежурный прочитал записку и вернул ее обратно. Затем захлопнул дверь, освободил ее от верхней и нижней цепочек и снова открыл, на этот раз, что называется, настежь.
Господа вошли внутрь, после чего дверь снова была закрыта. Затем они пошли вслед за дежурным, который не торопясь продвигался по коридору, включая освещение на углах, на которых они сворачивали.
Наконец, все трое остановились перед боксом с нужным им номером. Дежурный открыл металлическую дверь и наполовину выдвинул в коридор специальный ящик-подставку с трупом. Он оглянулся на спутников, но тот, что повыше, недовольно помотал головой. И служитель понял, что господа, видимо, желают осмотреть именно верхнюю часть туловища покойника. А для этого он был выдвинут недостаточно. Тогда дежурный потянул ящик на себя, чем и исправил положение.
На этот раз высокий господин удовлетворенно кивнул, а затем мотнул головой по направлению вдоль коридора.
Дежурный все понял и отошел по коридору за угол, тем самым оставив господ наедине с покойником.
Тогда низенький подошел к телу, взял покойника за кисть той руки, которая лежала сверху, и поднял руку, отогнув ее на девяносто градусов по отношению к туловищу. Затем он оглянулся на высокого и указал ему жестом на обнажившийся участок тела.
Высокий, как бы делая усилие над собой, подошел вплотную к трупу и хладнокровным, цепким взглядом посмотрел на то, что он и ожидал увидеть.
Хотя, как сказать. Быть может, он и не ожидал, что еще раз в жизни увидит то, что видел когда-то, лет двадцать назад, очень далеко, на Востоке.
Но, с другой стороны, он знал, что просто так низенький его сюда не пригласил бы. Что-то да предъявит. Так и получилось: что-то ему предъявили. А вот что именно, так вот тут, на месте, не разберешь. Не установишь. На то есть люди, которых он немедленно сюда и направит. С низеньким надо решать в течение ближайшего часа. И от того, правильно ли он с ним решит, зависит и то, как после решат и с ним самим. Или можно сказать и наоборот: с самим Круглым. Потому что Круглый, – а это был он – твердо знал, что, насколько бы ни поднялся человек, всегда к нему может прийти кто-то от кого-то. И как он скажет, так и будет. Значит, и жизнь вся в том, чтобы так угадать в своих делах, чтобы тот, кто придет, не посчитал бы необходимым навесить крепких пендюлей.