Московский Джокер

Знатный работник «Управления по эксплуатации…» старался поразить воображение Алекса рассказами о никем не разгаданном могуществе своей конторы. А затем от конторы перешел на мистику и параллельные пространства внутри самих объектов, то есть высотных зданий и сооружений. Значит, он ставит эту гостиницу в один ряд с высотными домами.

Так ли это на самом деле, то есть имеет ли «Пекин» официальный статус высотного дома и, следовательно, находится ли на обслуживании в «Управлении по…», это было не суть важно. Скорее всего, да, Карнауху все-таки виднее. Пусть так или не так, главное все-таки – это установить, что было в голове автора записки, когда он оную составлял.

А было в ней, определенно, следующее: не там, а плюс один – значит, не в «Пекине», а в следующем высотном здании. В каком же? Плюс – это плюс. А не минус. Плюс – это, конечно же, приближение, а не удаление. Приближение к чему?

Есть две отмеченные точки: пивная на Смоляге, и дом Марло, где они встретились и откуда началась вся эта история. Обе они находятся по одну сторону от «Пекина». Следовательно, сюда и приближайся. Сюда и указывает плюс. А к трем вокзалам, где гостиница «Ленинградская», – туда не надо. Там минус.

Значит, «не там, а плюс один» – это ближайшая к «Пекину» высотка на Площади Восстания. Вот там он меня и будет поджидать. И даже известно, на каком этаже. На двенадцатом.

Но эта высотка – громадное здание. Какой же подъезд имеется в виду?

Не там, а плюс один. Там, где собачки лают.

А где же они лают? Ясно, где. Между Садовой и Зоопарком, вот там они и обитают, там их и содержат-маринуют-тренируют. Если от Садовой спускаться вниз к метро «Баррикадная», то по правую руку, сразу за Институтом усовершенствования врачей, расположена громадная асфальтовая площадка, в глубине которой виднеются гаражи для милицейских и пожарных автомобилей, и еще какие-то одно– и двухэтажные строения казарменно-походного стиля. Вот из недр этой суконно-ведомственной площадки и раздается в определенные часы суток неистовый и надрывный собачий лай. И судя по отчаянным интонациям этого многоголосья, то ли там этих собак затренировывают вусмерть, то ли, что скорее всего, пытают голодом, унося собачью долю в человечьи вигвамы.

Значит, речь идет о правом, если смотреть от Садовой, крыле высотки, который выходит на этот непонятный, вечно лающий питомник. Угловая дверь – вход в гастроном, а ближе к дальнему углу – булочная. А вот как раз между ними жилой подъезд, по-другому говоря, – парадное, ведущее к жилым квартирам. Он там даже и был однажды, на седьмом, кажется, этаже. Герб его тогда затащил к своему другу – писателю Пафнутию, у которого они тогда и раздавили быстренько на троих то, что при меньшей жажде могло бы удовлетворить и девятерых. Там они под эту тревожную собачью какофонию и пофилософствовали вдоволь, разумеется, на тему хрупкости современной цивилизации, которая, как это очевидно слышалось в лае снизу, не может находиться в гармонии даже со своими четвероногими друзьями.

Итак, есть адрес. Конечно, есть. Известны дом, парадное и этаж. Чего же боле? На лестничной площадке Алекса, наверное, и встретят.

Но когда?

«И минус пять, и понимай, как знаешь».

Здесь, конечно, и вариантов никаких быть не могло. Как и в случае с местом встречи, указание на ее время также не могло не основываться на том, что известно только им двоим. Минус пять означало, конечно, на пять часов раньше, чем время их вчерашней встречи.

Пять часов или пять минут? Вот тут он и оставил зазор. Ухмылку неопределенности. Наверное, сам еще точно не знает или для подстраховки оставил два варианта: «…и понимай, как знаешь».

«И минус пять, и понимай, как знаешь». Хочешь, понимай, как минус пять минут или пять часов. А может, пять суток? А почему бы тогда не лет? Последний вариант в кругах, ценящих абсурдизм, считался бы, вероятно, самым изящным.

Но все это были уже досужие размышления. Для разрядки, как сказал однажды вождь, правда, совсем по другому поводу. Он просто должен быть в этой высотке на пять часов раньше, чем вчера получил по голове. И если на двенадцатом этаже никто к нему не подойдет, то повторить свою попытку на пять минут раньше, чем исполнятся ровно сутки этому незабвенному событию.

Алекс вытащил зубами из пачки одну сигаретину, поджег спичкой послание из параллельных миров по эксплуатации высотных галактик, и уже от открытого огня прикурил. Тем самым он прикурил сигарету и под видом бесшабашной, пьяной выходки уничтожил карнауховский текст.

О, да, конспирация. Конспирация один. Так они подшучивали тогда над Учителями, Наставниками, господами генералами, как выражались самые лихие из курсантов. И в чем же оказалась, в конце концов, шутка? О, шутка, так же, впрочем, как и конспирация один, оказалась весьма многосоставной. Широкоразветвленной, глубокоэшелонированной и вообще основательно кем-то продуманной и реализованной. Проведенной в жизнь.

Проведенной ли? А может, как раз неудавшейся?