Московский Джокер

Вот и опять его посетили сомнения. А ведь он давно уже не курсант, а выпускник. Впрочем, опять и опять – выпускник чего? Училища, которого не существует?

Его признали полноценным выпускником. Но кто? Где эти учителя и наставники, герры профессоры, ректоры и деканы, где, наконец, господа генералы? Может быть, все они давно уже разоблачены и осуждены, как враги народа? Или, следуя современной моде на компакт-продакшн, без всякого суда и следствия получили быстрое успокоение в темном переулке?

Алекс понимал, что, сколько не суди и не ряди, основным свидетельством уровня любого учреждения является уровень его кадров. Значит, на все вопросы об Училище ответ может дать только он сам. Здесь, сидя под ночным звездным небом перед входом в закрытый ресторан, и, как истинный звездоплаватель, попыхивая «Космосом» с ментолом, он ничего не решит. И не узнает. Училище, а, следовательно, и конспирацию один, следовало признать высокоэффективными, если таковым окажется он сам. А что же пока? Карнаух что-то узнал, и что узнал, то скажет при встрече. Гарик зарезан и, наверное, не успел даже посожалеть, что был злым ветром занесен в дюже суровую и ненужную ему степь. Боб хорошо излагал, да только и сумел, что размахивать руками да прыгать, как подбитый заяц, по кустам. Боб не тот человек, и зря только Алекс сел к нему в тачку, выйдя из дома Марло. Он ведь хотел попытаться воспроизвести последние часы жизни Мартина, а тот в предыдущую ночь ну никак не мог сесть в кар О’Брайена. Потому что майор тогда только еще летел над Атлантикой по направлению к Шереметьеву. Нет, не надо было пить «Бифитер» американо-майора и вязаться с ним. Что-то с ним складывается не так, как хотя бы с тем же Карнауховым, даром, что знакомство с ним началось ударом по голове.

А Чарльз Харт? Этот вошел в ситуацию как бы по рекомендации многолетнего кореша, литератора Герба, значит, по крайней мере, заслуживает доверия. Ну, о доверии теперь вообще поздно говорить, когда они отправили к Харту раненого старлея Симонова. На которого, как уверяет Лора, и ей можно верить – просто потому, что это Лора, – и был совершен наезд с целью убийства, а остальных, следовательно, поубивали бы просто заодно, как шпыняют ногой не так стоящую фурнитуру.

Наезд, правда, чуть не был совершен. Чуть-чуть. А так, разумеется, уже не считается. И все это из-за кого? Из-за Алекса. Его интуиция сработала, еще когда они выезжали из туннеля и только начали опускать боковые окна, чтобы высунуть из них стволы. А после интуиции сработало уже тело. Да так, что Алекс и сам ничего не помнил, себя не помнил, только визг шин и скрежет металла до сих пор в ушах.

Итак, с американо-майором не надо бы вязаться. К Харту надо бы позвонить, а к Гербу зайти и поговорить. В любом деле, которое сложнее, чем занять на кружку пива, неплохо посоветоваться с литератором Гербом. Это тебе любой на Смоляге подтвердит. К Валентине теперь просто так не пойдешь. По крайней мере прямо сейчас, когда она только что осознала, что их брак скорее всего не состоится.

И с этим, конечно, вышло нескладно. Зачем только он Лоре напоследок признался в любви? Ясно, что не время было что-то выяснять и уточнять, и надо было как можно скорее всю эту гоп-компашку во главе с миллионером Рашпилем эвакуировать с площади. Но что это вообще означает, когда вот так говорят: «Ты меня хоть любишь?» и в ответ слышат: «Да», что она в свои чудные семнадцать лет может под всем этим подразумевать?

Алекс подошел к ресторану не один, но он этого не замечал. Еще когда он покинул сквер и двинулся вверх по Садовой, метрах в тридцати за ним последовал мужчина. Он был ниже среднего роста, но очень коренаст. Верхнюю часть лица, кроме собственных его приемов светомаскировки, мешала разглядеть широкая кепка, скрывающая лоб и глаза под огромным козырьком.

«В подобной ситуации я мог бы обратиться к Мартину Марло, и он бы помог, – продолжал неспешно размышлять Алекс. – Он мог бы стать моим другом. Это очень сложно и редко получается в нашем с ним возрасте. Но все-таки это возможно, и может быть, у нас с ним был тот самый случай. Он всегда относился ко мне с особой теплотой, а иногда у него проскальзывали интонации какого-то пиэтета, чуть ли не преклонения передо мной».

Теперь вот говорят, что он искал связь с некой «ответственной» организацией. Возможно, что под это определение или по крайней мере под то, что он сам под этим подразумевал, подошло бы и Училище. Да, собственно говоря, наверняка бы подошло. Но что бы он сказал, если бы Алекс рассказал ему про вариант «без денег и документов», про унижения, которые он испытал, и упорство, которое он проявил в последующие за «выпуском» годы? Вот именно, интересно.

Теперь, когда контакт прервался, по крайней мере до перехода Алекса в ту область, куда отошел Марло, многое, связанное с погибшим «морячком», стало интересным. Могла ли быть между ними настоящая дружба? Нередко во время дружеских попоек и длительных застолий Алексу казалось, что да, что не только может сложиться, но фактически все уже и состоялось.