- Глотни ещё, болезный! Заснёшь, а во сне всё и сделается, ты и не почувствуешь. Проснёшься – рука уже будет на месте. древесная, ясное дело, как у лешака. Захочешь скрыть - перчатку носить придётся.
Ева поспешно ответила, что это не беда, и они обо всём знают, но Виктор уже не слушал. Перчатка - не перчатка, какая разница... Он глотнул, свежая волна лесной весенней свежести снова прокатилась по телу - и это было последнее осознанное ощущение перед тем, как разум провалился в золотисто-изумрудный туман, в звенящее, искристое небытие.
Ева с усилием заставила себя отвести глаза от мужа. Тот спал на своей колоде-ложе глубоким сном – грудь мерно вздымалась, крылья носа подрагивали в такт дыханию. Руку, освобождённую от рубашки, до самого плеча, покрывала путаница шевелящихся ярко-зелёных ростков – они змеились из трещины в коре дуба, оплетали культю, ныряли в моховую подушку, на которой устроился пациент, чтобы врасти в тело где-то в районе рёбер. Два отростка, сплошь усаженные крошечными, дубовыми листиками, проникли прямо в ноздри - точь-в-точь, трубки кислородного прибора из больничной реанимации. Ещё два, потолще, покрытые полупрозрачными пузырящимися наростами, уходили в рот, у самых уголков губ.
- Он теперь спать, пока лечение не закончится. Сообщил Гоша. – Дней пять, не меньше.
- Что же, он так и будет лежать без движения? - забеспокоилась Ева. - Надо же его поворачивать, протирать, чтобы пролежни не возникли.
- Какие ещё пролежни? – недоумённо проскрипел лешак. – Небось не ваша, людская медицина – моховое ложе всё сделает, кожа будет ровная, чистая, как у младенца. Так что можешь идти, если есть какие дела. Тут тебе всё равно делать нечего. Ложе не только о пролежнях позаботится, оно и кормить-поить его будет… ну и всё прочее.
Ева с сомнением оглядела недвижное тело мужа, оплетённое «лечебными» ростками.
- Точно?
- Точнее не бывает.
Тогда, если можешь – выведи меня той же тропой, к станции «Соколиная гора». Хочу осмотреться в Чёрных кварталах, хотя бы по самому краю – когда ещё такой случай выпадет?
Лешак покачал головой – жест этот сопровождался громким скрипом.
- А стоит ли, тем более, в одиночку? Место нехорошее, нелюдское. Многие туда лезли, да немногие выбрались наружу.
Значит, всё-таки кто-то выбирался.
- Ну… случается, особенно в последнее время. – ответил лешак, и Ева заметила, что говорит он крайне неохотно. – Появляются целыми группами – в длинных, до пят, плащах, лица такие… серые, словно жиром намазаны. Глаза выпученные, носы длинные, вытянутые, острые. На крыс похожи.
- И было много таких… визитёров?
- Ну, мы специально не считали… - Гоша поскрёб жёсткой деревянной ладонью подбородок так, что в стороны полетели клочки мха. – Но дюжина или около того за месяц точно.
- О как!.. – Ева выпрямилась. – Дюжина, значит… и что же, обратно они не выходили?
- Почему не выходили? – удивился лешак. Выходили. И не одни, в сопросождении других, тоже в плащах. У этих лиц не видели.
- Погоди… – опешила Ева. - Ты хочешь сказать, что эти, с крысиными лицами, не только выходили из Чёрных кварталов невридимыми, но ещё и выводили оттуда кого-то?
- Точно. – Гоша кивнул. - Их на Соколиной дрезина ждала, всегда одна и та же, с прицепным вагончиком, на неё и грузились.
А кто были те, другие – не знаете?
Гоша виновато развёл руками.
- Сам-то я их не видел ни разу. Но наши, которые рядом случались, говорили – тянуло от них… нехорошо так. Будто при Прорывах. Ну, ты понимаешь…
Ева с досадой выругалась. Что такое Прорывы она знала - столбы чёрного то ли света, то ли пыли, которые, если верить друидам, выдували из тел души, оставляя одни ходячие оболочки. Подобные прорывы случались изредка в некоторых регионах Леса, оставляя за собой проплешины омертвелой растительности, рассыпающейся чёрным мелким прахом при малейшем прикосновении. Их так и называли – Чёрные Плеши. Со временем страшные прорехи в ткани Леса затягивались, зарастали обычной травой и кустарником, а вот мертвенная аура сохранялась в таких местах надолго - именно о такой ауре и говорил сейчас лешак.
- Что ж вы раньше-то молчали?
- Так нас никто и не спрашивал.
Лешачиная физиономия на этот раз изобразила то ли смущение, то ли раскаяние. покачала головой.
- Ну вот, а ты говоришь – не стоит соваться! Не-ет, теперь мне точно нужно выяснить, что там происходит. Давай сделаем так…
Она задумалась.
- Говоришь, Виктор у вас ещё неделю пролежит?
- Не меньше. – согласился лешак.
- Тогда я оставлю тебе письмо-выручайку. Если я через неделю не появлюсь – перешлёшь его тому, кого я укажу на конверте.
- А Виктор? Он же наверняка спросит, куда ты делась?
- А ты не говори. И вообще, постарайтесь задержать его у себя, пока егеря не появятся. Процедуры какие-нибудь придумайте, не знаю…
Лешак согласно закивал. Клочки мха снова посыпались во все стороны.
- Опасаешься, что он двинет тебя разыскивать?
- Не опасаюсь – уверена. Вы, кстати, и вещи его припрячьте. Тогда, может и не решится сорваться с места?
Гошину физиономию рассекли весёлые морщины-трещины