Московский Лес-4. Леса хватит на всех

Заброшенный павильончик почти целиком затянуло проволочным вьюном. Внутри с дырявой крыши свешивались плети пожарной лозы – здесь, прикинула Ева, можно с комфортом провести несколько дней, выходя, разве что по нужде. Воды хватит и для питья, и для приготовления пищи, и даже для ежедневного омовения– если ты, конечно, не против принимать холодный душ. И, похоже, эта мысль пришла в голову не ей первой – в дальнем углу, под большой прорехой в крыше, обнаружился сложенный из кирпичей очаг, и даже проржавевшая железная решётка, хранившая ещё следы копоти – её явно использовали в качестве жаровни. Рядом с очагом валялись пустые бутылки и горсть стреляных гильз, как прикинула Ева – от редких в Лесу патронов калибра .303 для английских винтовок.

«…похоже, тот, кто здесь останавливался, знал толк в огнестреле…»

В любом случае, это было давно – судя по закаменевшему слою сажи на кирпичах очага, огня тут не разводили уже больше года. Однако горка сучьев, обнаружившаяся в другом углу, оказалась вполне годной к использованию, что избавило Еву от вылазки за дровами. Не прошло и пяти минут, как в очаге уже весело плясали язычки пламени, по помещению распространился уютный, чуть терпкий запах костра на дубовых дровишках, а на решётке-жаровне уже стоял медный чайник. Ева вытащила из рюкзака кулёк с кофейными зёрнами, завернула в марлю и постукала по получившемуся кульку обухом топорика. Она, в отличие от многих своих коллег-егерей, заваривавших в рейдах чай, отдавала предпочтение именно этому напитку. И никогда не брала с собой молотый кофе, не говоря уж о растворимом, который вообще полагала формой пищевого извращения.

Рядом с чайником она пристроила на жаровне сковородку, дождалась, когда та хорошенько раскалится, и бросила на неё два шматка копчёного сала. Сразу зашкворчало, умопомрачительно запахло жареным мясом и травками, которые обитатели Малиновки использовали при приготовлении главного своего экспортного товара. Вода в чайнике к тому времени уже закипела; Ева осторожно, чтобы не обжечься, приподняла крышку и высыпала туда дроблёные кофейные зёрна, сдобрив их щепоткой корицы из жестяной коробочки, где она носила с собой невеликий запас пряностей и приправ. Подождала, когда напиток взойдёт густой пенной шапкой и сняла чайник с жаровни.

Похоже, жизнь постепенно налаживалась…

Здесь, в полуразрушенном павильончике лодочной станции, ей предстояло провести следующие трое суток, до срока, условленного с Гошей, и Ева приготовилась сполна насладиться нечасто выпадавшим в рейдах бездельем. Никакого желания лезть снова в Мёртвые кварталы, до которых отсюда было рукой подать, у неё не было – всё, что нужно, она уже увидела и сообщила, куда следует. Остаётся дождаться Виктора… и вместе с ним отправиться туда, куда позовёт их Бич.

А что вызов от признанного лидера егерей придёт, причём в самое ближайшее время, скорее всего, ещё до появления лешака, она не сомневалась ни на минуту. Слишком уж крутая каша заваривается в Лесу – а кому её расхлёбывать, если не их беспокойной компании?

Конец второй части

[1] Нецензурное армянское ругательство.

[2] (идиш) беспорядок, бардак

[3] (арм.) дорогой

[4] (арм.) сукины дети

[5] Имеется в виду роман Марка Твена «простофиля Вильсон».

[6] (итал.) Сомнительная личность

[7] (идиш) Крупные неприятности.

[8] Неприятности, суета, бардак

[9] (итал.) жалкие ублюдки

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЛОГОВО ЗВЕРЯ. I

2054 год, осень.

Северная Америка,

Манхэттен.

Ш-шурх – чпок!

Пако едва успел пригнуться, и жабий язык – длинный, зелёно-бурый,– шлёпнулся о бетон над самой головой. При ударе пупыри, покрывающие язык, брызнули во все стороны едкой слизью.

- Кома миерда! – заорал в ответ Хорхе и наугад дважды выпалил из хаудаха в темноту, туда, откуда прилетела жгучая мерзость. В глубине тоннеля чавкнуло и торопливо захлюпало. Хорхе торопливо переломил обрез, запихал, матерясь, в казённик свежую пару патронов и ещё два раза выстрелил. Наугад, как и в прошлый раз – разглядеть жгучую жабу с её серой бугристой, как скверный бетон, кожей в тусклом свете флуоресцирующих грибов, на фоне стены коллектора можно, разве что, по большому везению.

Хлюпанье стихло, сменившись размеренными удаляющимися шлепками чего-то массивного о грязную жижу, заливавшую трубу коллектора примерно на полфута.

- Ушла, ла мъерда дэлъ торо…[1] - Хорхе сплюнул в ил под ногами. - Этих сапо де пика сразу и не завалишь, живучие, твари. А патроны-то недёшевы, чтобы вот так, впустую жечь…

Пако не слушал оправданий напарника – он чесался. Капельки едкой слизи всё же угодили ему на шею, породив нестерпимый зуд.

- То-то, Флако, не будешь рот разевать! – при виде терзаний напарника стрелок покровительственно ухмыльнулся. – Здесь, в трубах, пёрнуть не успеешь – и либо жаба тебя спеленает своим языком, либо сьемпез ди дьябло утащат и сожрут заживо!

И захохотал, широко разевая щербатую пасть.