Да ведь это тот самый егерь, наставник Умара, сообразила Франа. Вот и армянин-трактирщик обратился к нему по прозвищу - «Бич»…
Егерь не успел переварить сведения, вываленные на него дядей Саркисом, когда позади раздался протяжный клокочущий хрип. Франа обернулась – Глеб (он всё это время держался у неё за спиной, исподволь оглядывая разгромленный зал) схватился обеими руками за горло – меч, который он так и не убрал в ножны, зазвенел по мраморным плиткам пола. Лицо сетуньца налилось кровью, посинело. Он сделал три шага – и ничком повалился на столик. Несчастный предмет обстановки не выдержал такого насилия – ножки подломились, чудом уцелевшая посуда разлетелась по сторонам, а Глеб уже бился в судорогах, страшно хрипя и выгибаясь дугой, так, что тело его моментами опиралось на затылок и пятки, словно в эпилептическом припадке. В углах запрокинутого, оскаленного рта показалась пена, глаза налились багровой кровью и, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
Потрясённая Франа не успела пошевелиться, а Бич уже отшвырнул в сторону рюкзак и опустился на колени. Одной рукой он прижал его плечи к полу, другой выхватил из ножен на поясе жуткого вида кривой нож-кукри, и разжимал его лезвием зубы сетуньца.
- Чего стоите, как три тополя на Плющихе? – заорал егерь, обращаясь то ли к итальянке, то ли к трактирщику. – У него на поясе аптечка –отстегните, не видите, у меня руки заняты? Бикицер, пока он не окочурился!
Двигаясь, словно в дурном сне, Франа нашарила на ремне у Глеба плоский кожаный футляр. Сдёрнула его, ободрав пальцы острыми углами пряжки, открыла. Внутри, словно охотничьи патроны в патронташе, устроились маленькие, в палец длиной, стеклянные пузырьки с разноцветным содержимым.
- Руны «Эваз» и «Гебо»… - непонятно прохрипел егерь, продолжая бороться с корчащимся в судорогах сетуньцем. – И не перепутай, а то и правда помрёт!
Действительно, на кожаных кармашках «патронташа» были то ли выдавлены, то ли выжжены значки. Некоторые из них были Фране знакомы.
- Я не понимаю… - начала она, но Бич уже и сам сообразил, что дал маху.
- «Эваз» – как буква «м» кириллицей, - объяснил он, с усилием удерживая извивающегося, бьющегося сетуньца. - «Гебо» - «ха» или латинская «икс».
Франа вытащила из кармашков нужные пузырьки – один был густо-красный, как томатный сок, дугой - бирюзовый. Пузырьки запечатывали пробки, сделанные, похоже, из серебра.
- Открывай и по очереди лей ему в рот! – скомандовал егерь. – И не копайся, а то уже можно будет не беспокоиться!
Он провернул нож – зубы Глеба захрустели, и Франа, обмирая от страха, один за другим влила ему в рот содержимое сначала красного, потом бирюзового пузырьков. Эффект проявился почти мгновенно – лицо сетуньца неестественно побледнело, под кожей проявилась и стала стремительно наливаться исчерна-лиловым густая сетка сосудов. Радужки глаз часто-часто запульсировали, сделались пронзительно жёлтыми, и Франа увидела, как зрачки сначала сжались в крошечные, с маковое зерно, и тут же снова расширились – но теперь уже узкой вертикальной, как у змей, щелью. Тело сетуньца обмякло, голова безвольно свалилась на бок.
- Успели… - выдохнул егерь. Он вытащил кукри изо рта Глеба и обтёр клинок о рукав куртки прежде, чем вернуть его в ножны. – Ещё бы пара минут, и его уже никто бы не откачал. Но я имею спросить: что за поц резанул парня ножом с ядом Анк-Тэн? Я-то думал, что за его состав в курсе только друиды и немножѐчко наша Ева...
Франа молча пожала плечами. Её трясло. Бич внимательно посмотрел на девушку и покачал головой.
- Ладно, с этим будем разбираться потом. Дядя Саркис, пусть парня уложат на какую-нибудь постель и согреют. И расскажите, наконец, что тут у вас стряслось, и куда делся Умар?
- Значит, синьорина Монтанари, Пиндос… наш американский друг упоминал Мамонта?
Франа кивнула.
- Да, он хотел с ним что-то обсудить. Мы встретили его возле арены, где проводят бои чудовищ, и этот ваш Мамонт расплачивался с устроителем.А Патрик ждал его, чтобы поговорить.
- Не мой. – отрезал егерь. - Будь он моим хотя бы наполовину – я бы свою половину давно пристрелил…
- Scusa, cosa… простите, не поняла? – Франа удивлённо вздёрнула брови. Как это – застрелить mezza persona… половину человека?
Егерь ухмыльнулся.
- Это вы меня извините, синьорина. Люблю, знаете ли, цитатки, особенно вот такие вот, с лёгкой придурью. Эта, к примеру, из Марка Твена – правда, у него речь шла о брехливой собаке[5].
- Всё равно, не понимаю…
- Не берите в голову, говорю же! Лучше припомните: Пиндос… Патрик говорил, зачем ему понадобился Мамонт?
- Нет, к сожалению. Мы тогда только и успели, что условиться о встрече здесь, в «Армении». Я потом хотела спросить, но не было…succedendo… случая, повода, да?
- Ясно… - кивнул егерь. – И он успел предупредить, что целью похитителей были именно вы?
- Мы, все трое, как я поняла. На Патрика навалились сразу два этих bastardo, он успел крикнуть: «Бегите! Они пришли за нами!». А потом эти типы кинулись ко мне и я выскочила наружу.
Она помедлила.