Московский Ришелье. Федор Никитич

А вечером у самого входа в терем царевича Фёдор столкнулся с Годуновым. Он был в тёмной хламиде вместо кафтана. Во взгляде его бархатных глаз была как бы тихая печаль. Он остановил на Фёдоре ласковый взор, но тот сурово спросил:

   — Ты что же, Борис, укручиваешься, как монах? Тебе к походу надо готовиться, а ты монашеское одеяние примеряешь.

Но вместо недоброго ответа Фёдор услышал примиряющие слова:

   — Ты понапрасну опаляешься гневом, Фёдор Никитич. Как мне выйти из воли государя? Я его верный холоп.

Фёдор долго не мог ничего ответить и только смотрел на Годунова, дивясь его спокойствию, его змеиной мудрости. Он ещё не освоился с мыслью, что, будучи скупым, царь подарил самое богатое подворье Кремля сыну незнатного московского боярина. И за какие заслуги? А у Бориса и тени спеси не видно. Стал ещё более тихим и замкнутым. Фёдор чутьём улавливал, однако, коварство Бориса и решил раззадорить его:

   — Тебе государь подарил дорогое поместье, ты взял, а в поход не идёшь. Ты награду прежде дела получил.

Годунов внимательно посмотрел на Фёдора. У него был удивительный приветливо-хитроватый взгляд. Казалось, этот взгляд вбирал в себя всё. Но кто бы сказал, какая работа совершалась в его душе и на какие выводы способен был этот человек!

Помолчав немного и как бы давая возможность собеседнику взять свои слова назад, он произнёс:

   — У государя нашего нет обычая награждать прежде дела и обсуждать такие дела непристойно. И ты бы о том поразмыслил, Фёдор Никитич, прежде чем говорить. Ведь коли люди узнают, какие речи ты вёл, и станут о том болтать, тебе дурно будет.

Фёдору хотелось крикнуть: «Да какие опасные речи я говорю тебе, татарская твоя душа!» — но вместо этих слов сказал спокойно:

   — От тебя или, может, от меня узнают люди, какие мы с тобой вели речи? Ты, Борис, говори да не заговаривайся!

   — Наш государь — тайновидец! И ты бы, Фёдор, отдал мне своё нелюбие. Запальчивость — не к добру.

Вдруг, круто повернувшись, он пошёл прочь.

Позже Фёдор не раз корил себя, что не нашёл слов для резкой отповеди ловкому выскочке. В душе он был смущён ещё и недобрыми приметами, о которых поведал ему отец. Но заботы предстоящего похода помогли ему одолеть дурные предчувствия.

ГЛАВА 12 ПИР КРОВАВЫЙ

Готовясь идти на Новгород, Иоанн велел царевичу ехать вперёд, во всём накрепко разузнавать и разведывать, нет ли где какой измены. Однако послушный сын своего державного родителя имел свои задумки и затеи. Он спешил приехать пораньше в Тверь, дабы попировать на свадьбе в доме боярина Акиндиева, женившего своего сына Андрея, с которым царевич находился в приятельстве.

Царевич Иван и Фёдор, освежённые декабрьским морозцем, стали беседовать.

   — Ты не имей более никаких дел с малым, — начал царевич. Так меж собой они называли малорослого Годунова. — А пуще того не замай его. Или, мыслишь, государь о том не проведает?

   — Ужели Бориска успел пожалобиться?

   — А то! Не замай его более!

   — Ладно. Отдам ему своё нелюбие за его малый рост.

Царевич засмеялся, хлестнул лошадь и поскакал вперёд. А Фёдор обругал про себя Годунова и помчался за царевичем. С этой поры он будет обходить стороной опасного ябедника.

Между тем у боярина всё было готово к приезду почётных гостей. Собрались и чиновные люди, и бояре. Свадебный стол богатыми яствами не уступал московскому. Осушив чару вина, Фёдор незаметно вышел вон. Кружило голову, но морозный воздух быстро освежил его. Он дошёл до городской площади, где в центре трёхлучевой застройки возле церкви Белая Троица толпилось много самого пёстрого люда. Живой и любопытный Фёдор не удержался, оставил знатных гостей, чтобы посмотреть на город.

Чудное зрелище открылось ему. Белая Троица, устремив ввысь узорчатые кокошники, была подобна освещённому солнцем светлому облаку с замысловатыми очертаниями, и воздух над нею лучезарно струился тоненькими, вытянутыми к небу струйками. Вспомнив слова матушки, Фёдор представил себе, что такими струйками восходят к Богу молитвы верующих, и ему самому тоже хотелось молиться. На душе было тревожно. Ладно ли он сделал, что вопреки воле родителя поехал с царевичем? И ладно ли он теперь сотворил, покинув свадебный стол? И пригоже ли ему быть на чужой свадьбе? Лица незнакомые. А царевич нехорош и много пьёт. Взгляд тяжёлый, губы язвит недобрая усмешка, словно он что-то затеял.

Тем временем на площади началась суматоха. Не ведая о её причине, Фёдор вернулся за свадебный стол. Царевич казался возбуждённым. Взгляды гостей были опущены. Боярышня-невеста была очень бледна, а жених неспокоен.

А случилось в отсутствие Фёдора нечто неожиданное, не ко свадебному чину. К царевичу приблизился царский гонец и сказал ему, что государь по дороге в Тверь разорил Клин, а жителей его сгубил. Узнав о том, тверичи кинулись кто куда.

   — Вели их остановить! Скажи, государь, слово царское!

Гонец произнёс эти слова, склонившись перед царевичем в низком поклоне.