Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

Почти каждый год, под редакцией А. А. Прокоповича-Антонского, Собрание выпускало литературный альманах, состоявший из сочинений воспитанников пансиона. (В 1803, 1805–1808 гг. это была «Утренняя заря» (кн. 2–6), в 1804 г. — «И отдых в пользу», в 1810–1811 гг. — «В удовольствие и пользу» (кн. 1–2).) Трудно говорить о самостоятельности и оригинальности большинства произведений в этих изданиях, хотя среди них помещались и стихи таких блестящих дарований, как Жуковский, Андрей Тургенев, Мерзляков, 3. А. Буринский, М. В. Милонов, скорее здесь отразились вкусы и тематика, определяемая педагогическими задачами Прокоповича-Антонского. Литературные пристрастия Алтонского были ориентированы на сочинения Карамзина, которые, как писал в своем известном доносе П. И. Голенищев-Кутузов, в пансионе сделались классическими («их читают, знают наизусть»). В сентиментальном «карамзинском» стиле учениками Алтонского воспевается дружба, добродетель, благонравие, прилежание и др., среди их переводов преобладают нравоучительные истории из различных эпох, некоторые статьи имеют познавательный характер. Размышления о религии, божестве, постижении истины, столь свойственные масонской периодике конца XVIII в., но не вполне подходящие к юному возрасту авторов, по выражению П. Н. Сакулина, рисовали образ «маленьких старичков»[309]. Читающая публика встречала альманахи без особого энтузиазма, критика была весьма сдержанна, но для многих воспитанников пансиона — будущих литераторов — эти издания послужили открытием их литературного поприща[310].

Занятия словесностью вообще занимали ведущее место в пансионе, так что, как заметил Сушков, «по всей справедливости пансион можно назвать литературным». Огромная заслуга в этом принадлежит преподававшему в пансионе российскую словесность и риторику А. Ф. Мерзлякову, к авторитету которого все воспитанники испытывали большое уважение и даже благоговение. «Живое слово Мерзлякова и его неподдельная любовь к литературе были столь действенны, что воспламеняли молодых людей к той же неподдельной и благородной любви ко всему изящному, особенно к изящной словесности! Его одна лекция приносила много и много плодов, которые дозревали и без его пособия; его разбор какой-нибудь оды Державина или Ломоносова открывал так много тайн поэзии, что руководствовал к другим дальнейшим открытиям законов искусства»[311].

Кульминационным моментом всей жизни воспитанников был Торжественный акт благородного пансиона, проводимый ежегодно в последнюю неделю перед Рождеством. Настроения детей перед актом передает дневниковая запись Н. Тургенева, который ровно через год после окончания пансиона вспоминает учебу и то, как «во все это время сегодняшняя ночь была проводима (по большей части) в размышлениях — в надежде. Еще прошлого года, во время сей ночи, я был в беспокойстве, еще прошлого года думал я об акте пансионском, теперь в таком беспокойстве мои товарищи, оставшиеся в пансионе <…> Завтра буду зрителем там, где за несколько месяцев был действующим лицом»[312].

Акту предшествовали публичные экзамены воспитанников, на основании которых выносились окончательные решения о наградах, переводах в высшие классы и производствах в студенты, поскольку по установившейся традиции пансионеры получали это звание по решению инспектора без дополнительных экзаменов, и не на летнем университетском акте, а зимой, в пансионе, и хотя посещали лекции в университете, продолжали там жить и подчинялись пансионскому начальству.

Перед открытием акта в пансион съезжались почетные гости, профессора и ректор университета, иногда присутствовал и попечитель. Акт открывался речью на русском языке, посвященной какой-нибудь нравоучительной теме, которую произносил один из отличных воспитанников, другой читал французские или русские стихи «образцовых сочинителей», затем несколько воспитанников разыгрывали французский разговор (например, «о важности изучения наук в юности»), а также «судебное дело» из класса Российского практического законоискусства, которым руководил университетский лектор Горюшкин. Затем начинался концерт, в котором исполнялось две-три пьесы или ансамбля на скрипке, фортепиано и флейте, который продолжали показательные фехтовальные бои и танцы. Концерт завершался чтением одним из первых учеников пансиона своих стихов, демонстрацией лучших рисунков и чертежей воспитанников, которые те дарили посетителям. Программа иногда варьировалась, в нее включались немецкие речи воспитанников или несколько «разговоров», кроме того воспитанники торжественно подносили присутствующим начальникам (попечителю или ректору) вновь вышедшие выпуски пансионских альманахов, но в целом она повторялась из года в год без изменения, что вызывало усмешку у некоторых бывалых учеников[313].