«Модное гулянье» проходило на Тверском бульваре. «Вот жалкое гульбище для обширного и многолюдного города, какова Москва; но стечение народа, прекрасные утра апрельские и тихие вечера майские привлекают сюда толпы праздных жителей. Хороший тон, мода требуют пожертвований: и франт, и кокетка, и старая вестовщица, и жирный откупщик скачут в первом часу утра с дальних концов Москвы на Тверской бульвар. Какие странные наряды, какие лица!»[353]
Среди них Батюшков замечает, как «университетский профессор в епанче, которая бы могла сделать честь покойному Кратесу, пробирается домой или на пыльную кафедру». А как же известные нам дворяне-студенты чувствуют себя в этой толпе? Оказывается, Жихарев не пропускает ни одного гулянья и называет их «блистательными». Николай Тургенев, несмотря на свой меланхолический характер, любит потолкаться в толпе с простыми «мужичками», из любопытства заходит в балаган на медвежью травлю, которую подробно описывает в дневнике. На Тверском бульваре он замечает, что иллюминированные вывески украшены стихами, которые по заказу пишет Мерзляков. 14 июля 1807 г. Тургенев посещает Сокольники, «где был общенародный праздник по случаю мира. Все поле было усеяно народом, и изредка были видны шатры, возвышенные места для комедий, где плясали по канату и проч., пели фабричные, цыгане, играла музыка»[354]. Картина восхищает Тургенева; всюду видна неупорядоченность, «приятная пестрота» и свобода, характерные для его восприятия Москвы.Без сомнения, посещал московские гулянья, ее балы и праздники и студент Александр Грибоедов. Великая комедия, которую он напишет, вся пропитана впечатлениями этой барской, уходящей после 1812 г. Москвы: достаточно заметить, что гулянье под Новинским проходило возле самого его дома. Один из товарищей Грибоедова, В. Шнейдер вспоминает, что накануне Отечественной войны любимым местом их прогулок была Ордынка, где университетскую компанию можно было увидеть почти каждый день[355]
. Роль барина-покровителя для молодого Грибоедова взял на себя его дядя, Алексей Федорович, прототип Фамусова, что доставляло юноше немало беспокойства. «Как только Грибоедов замечал, что дядя въехал к ним на двор, разумеется затем, чтоб везти его на поклонение к какому-нибудь князь-Петру Ильичу, он раздевался и ложился в постель. „Поедем“, — приставал Алексей Федорович. „Не могу, дядюшка, то болит, другое болит, ночь не спал“, — хитрил молодой человек»[356].Поразительное сближение самых разных персонажей барской Москвы мы находим в письме К. Н. Батюшкова к Н. И. Гнедичу (февраль 1810 г.). «Сегодня ужасный маскерад у г. Грибоедова <Алексея Федоровича. — А. А.>, вся Москва будет, а у меня билет покойно пролежит на столике, ибо я не поеду <…> Я гулял по бульвару и вижу карету; в карете барыня и барин, на барыне салоп, на барине шуба, и на место галстуха желтая шаль. „Стой“. И карета „стой“. Лезет из колымаги барин. Заметь, я был с маленьким Муравьевым <Александром, братом Никиты и, как и его брат, будущим декабристом. — АА.>. Кто же лезет? Карамзин!»[357]
Вот в таком городе, где можно было пренебречь маскарадом у Грибоедовых, гулять с Муравьевым и случайно повстречать на бульваре Карамзина, жили и учились своекоштные студенты Московского университета. Много ли времени занимала в их жизни учеба? Николай Тургенев пишет, что по обыкновению он посещает в день пять лекций, три часа до обеда и два часа после. В обеденный перерыв Тургенев, как и другие студенты, заходит в близлежащие кондитерские и кофейные дома; его любимая кофейня Мурата находится на полпути между домом и университетом, у Ильинских ворот. Впрочем, он охотно заглядывает сюда и в лекционные часы и здесь же замечает профессора Мерзлякова, который вместо того, чтобы читать лекцию, проводит время в компании своих товарищей. Хорошим обедом в Бацовом трактире между Охотным рядом и университетом заканчиваются «мировоззренческие» ссоры между бойким П. Я. Чаадаевым и его строгим опекуном кн. Д. М. Щербатовым. Кофейные дома и трактиры, примыкавшие к университету, подчас становились местом, где профессора и своекоштные студенты обсуждали различные злободневные проблемы политической и культурной жизни (так, упомянутый нами Мерзляков рассуждал об оратории Гайдна «Сотворение мира», премьера которой в Москве оставила глубокое впечатление у публики). Вообще, судя по дневнику Тургенева, нельзя сказать, чтобы он часто ходил на лекции. Еще более замечателен «Дневник студента» С. П. Жихарева, где о содержании занятий нет ни слова, зато видно, что автор все свободное время проводит в театре, не пропуская ни одного спектакля.